Английские корни немецкого фашизма

Перед британскими паблик-скул не стояла проблема, как изжить традиционную духовность у молодежи из английского истеблишмента (или из усиливающейся буржуазии), лишь отдаленно сравнимую с духовностью немецкой. В Англии практически никогда не было разговоров об уровне духовной культуры. Английская гуманистическая литература и вообще духовная жизнь для британской элиты никогда не играли такой роли, как немецкая литература и культурная жизнь для влиятельных элит Германии — в противоположность «образцовому» этосу Сесила Родса, позже изучавшемуся даже в гитлеровском Союзе немецких девушек. В Британии уже при подготовительном обучении (на которое ориентировались воспитатели немецких вождей нацизма) сознательно и систематически, самым методичным образом подавлялась именно автономия личности, именно гениальность индивида-творца. Для британского истеблишмента самореализация креативной личности никогда и ни в какое время не была культурным идеалом. Своих Байронов, своих Шелли этот истеблишмент систематически превращал в изгоев. Такое подавление всего, что так восхищало в Англии немецких классиков и романтиков, подавление интереса ко всему человеческому, присущего гению какого-нибудь Шекспира, — все это было ценой, которую империалистическая Англия с величайшей готовностью платила за воспитание своих вождей, за их способность покорить мир.

В свою очередь в Германии, сотрясаемой кризисами, образованная буржуазия почти безоговорочно отказалась от привычного ей идеала гуманистической самореализации (в свое время возникшего в качестве, так сказать, «мятежа» против догм двора и церкви) — отказалась, чтобы, мобилизовав мелкобуржуазный конформизм в форме национал-социализма, избежать собственного деклассирования и пролетаризации. Буржуазия Центральной Европы, ощущавшая близость экономического кризиса и, в частности, панически боявшаяся потерять свой статус, смотрела на гуманистическое культурное наследие как на балласт, мешающий ей защищать интересы своего класса. Такая ситуация порождала агрессивность в обществе[732] — вплоть до того, что люди были готовы к смерти и убийству. И тут — в качестве приема обороны в классовой борьбе — возникала идея направить классовую зависть в другую сторону — в сторону расовой борьбы. Идеология расовой борьбы формировалась прежде всего с помощью инстинктов и лишь во вторую очередь с помощью рациональных аргументов. Национальная, «фёлькише» политика в этот период рассматривала «яд интеллектуализма, либерализма» (как это уже давно повелось в Англии) как угрозу для власти и ассоциировала его чуть ли не с «господством черни»[733]. В этой ситуации социальный инстинкт самосохранения велел буржуазии пожертвовать доводами разума. Необходимо было согласиться на «мышление кровью», ставшее частью официальной идеологии Третьего рейха. Страх буржуазии потерять свой статус заставил ее пожертвовать и свойственной образованным людям гордостью наследием классиков с их традиционным уважением к разуму. В результате обращение немцев к английской модели — не обремененной идеализмом образованности — оказалось совершенно естественным.

Во время этой агонии немецкого образованного бюргерства Эрнст Вильгельм Эшман[734] с особой настойчивостью рекомендовал немецкому обществу, уже уставшему от гуманизма и демократии, английские методы формирования вождей — именно в силу британской антиинтеллектуальности. Эшман заявил, что он не уверен, является ли отставание английских студентов первого семестра от немецких[735] (или французских) студентов недостатком[736]. «Пространство духовного [в Англии] не так обширно, как на континенте»[737]. Эту столь точную констатацию Эшман подал как пример для подражания.

Английское начальное образование в середине XIX в. было худшим в Западной Европе — правительство давно уже не интересовалось образованием как таковым, а островной этноцентризм придавал ему ограниченность. (Так, в 1914 г. в Кембридже история Европы — кроме древнегреческой и римской — вообще не входила в программу экзаменов для младших курсов.) Но в Германской империи недостатки английского образования расценивались именно как «основа расовой гордости и тем самым — как основа неистощимой национальной энергии [англичан]». Англоманы вильгельмовских времен понимали, что объективное восприятие мира и своего положения в нем вряд ли может пойти на пользу национальным интересам народа, нацеленного на завоевание мирового господства[738]. Напротив, в период стабилизации Веймарской республики немецкий англист-гуманист Вильгельм Дибелиус увидел в «недостатке способности к образованию» у английского народа не достоинство, а изъян: «Слабо развитая интеллектуальность — черта, характерная именно для Англии, вследствие которой народным идеалом может стать джентльмен без какого-либо налета интеллекта»[739].