Английские письма или история кавалера Грандисона

При сихъ словахъ онъ остановился, какъ бы ожидая отвѣта и смотря на меня съ видомъ сумнѣнія. Я потупила глаза. Онъ одинъ можетъ сказать, какова я казалась и какъ тогда себя вела; но я недоумѣвала, голосъ мой былъ дрожащъ, колѣна мои тряслись: и думаю, что тогда почти етотъ отвѣтъ ему сказала, не отнимая руки своей отъ него, хотя въ продолженіе моей речи онъ неоднократно прижималъ ее къ своимъ устамъ: честь Сира Карла Грандиссона ни когда небывала да и быть не можетъ подозрѣваема. Я признаюсь… подтверждаю… Въ чемъ признается, что подтверждаетъ любезная моя Миссъ Биронъ? Положитесь съ равнымъ увѣреніемъ на мою честь и признательность. А есть ли въ чемъ нибудь начинаете сумнѣваться, то пожалуйте мнѣ изьясните. Я не иначе стремлюсь преклонить къ себѣ ваше сердце какъ обьясненіемъ и уничтоженіемъ всѣхъ вашихъ сумнѣній. Я бы желалъ, чтобъ могъ ихъ обьяснить въ вашу пользу: и ето уже сдѣлалъ.

Я узналъ, что онѣ могли быть такого рода, какія по единой своей великодушной благости и по надѣянію на мою честь удобно бы вамъ было преодолѣть: и уразумѣлъ къ ущербу моей надежды, что естьлибы сердце той особы, коея почтеніе пріобрѣсти стараюсь, было въ такомъ состояніи, въ какомъ я находился; то сіе бы собственную мою разборчивость оскорбляло. Теперь говорите, признавайтесь и подтверждайте, дражайшая Миссъ Биронъ, то что было хотѣли мнѣ сказать.

Я признаюсь, государь мой, и признаюсь съ таковымъ же чистосердечіемъ, какъ вы, что я ослѣплена, и сказать еще приведена въ смущеніе достоинствами и превосходствомъ знаменитой чужестранки, которую уважать вмѣняете вы въ славу.

Радость показалась мнѣ, блистала въ его взордхъ: онъ наклонился къ моей рукѣ; и еще прижалъ ее къ своимъ устамъ; но не сказалъ ни,слова, или съ намѣренія или отъ того, что дѣйствительно лишился употребленія голоса. Я продолжала свою речь, хотя слабымъ голосомъ, краснѣя и потупляя взоры. Я не менѣе ее полагаюсь, государь мой, на вашу честь, справедливость, снисходительность и нѣжность. Ваши свойства и правила будутъ надежными поручителями для всякой женщины, которая станетъ стараться заслуживать ваше почтеніе. Но я такое высокое мнѣніе имѣю о Клементинѣ и о ея поступкахъ, что страшусь… Ахъ! Государь мой, я страшусь, чтобъ было можно…

Голосъ мой пресѣкся: я увѣрена, что говорила съ откровенностію, и что всѣ внѣшніе признаки тому соотвѣтствовали, или сердце мое и лице ни когда одно съ другимъ не сходствовали.

Чего страшится любезная моя Миссъ Биронъ? Чего страшится она невозможнаго?

Будучи съ таковою нѣжностію понуждаема, государь мой, отъ такого человѣка, какъ вы, для чего мнѣ не изьясниться? Бѣдная Генріетта Биронъ, въ той справедливости какую себѣ отдаетъ и въ той мысли какую имѣетъ о сей несравненной Иностранкѣ, страшится, государь мой, страшится по причинѣ, чтобъ при всѣхъ своихъ стараніяхъ, при всѣхъ усиліяхъ не казалась самой себѣ такою какою должно ей быть для своего спокойствія и для благополучія въ своей жизни, съ какимъ бы великодушіемъ ни старались вы сами ободрять ее. Таково мое опасеніе, государь мой, единственное мое опасеніе!

Великодушная, благородная и неподражаемая Миссъ Биронъ! (съ видомъ и голосомъ восхитительнымъ) такъ въ семъ одномъ заключается ваше опасеніе! Ничего не будетъ не доставать къ щастію того человѣка, которой предъ вами находится: ибо онъ не сумнѣвается, чтобъ онъ, ежели судьбою опредѣлена ему жизнь, не учинилъ васъ щастливѣйшею женщиною. Клементина совершила славное дѣяніе: она всему въ свѣтѣ предпочла свой законъ и отечество: таковое засвидѣтельствованіе во всю свою жизнь я ей отдавать буду: но признательность моя не должна ли усугубиться къ Миссъ Биронъ, которая не бывъ подвержена разнымъ искушеніямъ, имѣя однако чувствительнѣйшее изъ всѣхъ сердце, оказываетъ въ мою пользу такую откровенность, которая поставляетъ ея превыше всякихъ маловажныхъ обрядовъ, превыше всякаго притворства, и купно изьявляетъ Клементинѣ такое великодушіе, коему можетъ быть никогда не бывало примѣра?

Тогда онъ сталъ предо мною на колѣно, и сжавъ мою руку въ своихъ поцѣловалъ ее трижды.

Повторяйте, повторяйте еще, любезнѣйшая Миссъ Биронъ, что въ семъ единомъ все ваше опасеніе заключается. Сколь мнѣ легко исполнять свою обязанность! Будьте увѣрены, Сударыня, что я отрицаюсь во всю мою жизнь отъ всякаго такого дѣянія, всякой мысли, которая бы не клонилась къ уничтоженію сего опасенія.

Я все сіе одобрила наклоненіемъ своей головы. Мнѣ не можно было говорить: и платокъ, которой поднесла я къ своимъ глазамъ, весьма былъ мнѣ полезенъ.

Любезная Миссъ Биронъ, продолжалъ онъ съ такимъ жаромъ, коею изобразить я ни какъ не могу, вы чрезвычайно милостивы. Я не приближался къ вамъ безъ недовѣрія о самомъ себѣ и безъ боязни; ибо никто лучше меня не знаетъ, сколь нѣжно и разборчиво ваше сердце: я страшился, чтобъ оно въ такомъ случаѣ не противопоставило мнѣ какихъ сумнѣній. Во всю мою жизнь буду я исполненъ къ намъ благодарностію.