Английский дом. Интимная история

Перину приходилось постоянно взбивать, переворачивать и встряхивать, чтобы она оставалась мягкой и перья не сбивались в комки. Новая перина совсем не обязательно была лучше старой, потому что от нее исходил запах птичника и скотного двора.

Практичные хозяйки обычно копили грязное постельное белье и устраивали стирку раз в месяц. В 1773 году Джеймс Босуэлл[8] и Сэмюэл Джонсон вместе посетили остров Скай и ночевали в доме Флоры Макдональд. Джонсона уложили спать на кровати, где несколькими годами ранее провел ночь Красавчик принц Чарли[13], скрывавшийся от англичан. Миссис Макдональд бережно хранила нестираным белье, на котором спал принц, и завещала, чтобы перед погребением ее тело завернули (как ни омерзительно) в те самые грязные простыни.

Босуэлл отмечал, что на том далеком шотландском острове к нему в спальню постоянно врывались посторонние. «Днем доступ в спальни был открыт всем без исключения… в том числе детям и собакам». Для него это было непривычно, потому что к началу георгианской эпохи в среде богатых горожан уже стало складываться новое отношение к спальне как к личным покоям.

В XVII веке в типичном доме представителя среднего сословия (фермера или торговца) на втором этаже находились смежные спальни, причем тот, кто спал во второй комнате, мог попасть туда только через первую. В XVIII веке у людей появляется стремление оградить свою личную жизнь от посторонних взглядов, и в городских домах возникает пространство, предназначенное исключительно для прохода. В высоком и узком доме обычного горожанина, похожем на соседние дома, на каждом этаже появляется лестничная площадка, откуда можно попасть в спальни. Теперь тот, кто занимал дальнюю спальню, мог попасть в нее прямо с лестницы, не проходя через чужую комнату.

Следующим шагом в усовершенствовании планировки дома стал коридор. С его появлением в самом конце XVII века каждая спальня превратилась в полностью обособленное личное пространство. Кассандра Уиллоби[14], проявлявшая живой интерес к условиям быта своих современников, в 1697 году одобрительно отмечала, что в новом доме некоего господина Артингтона имелись верхние галереи, по которым «можно было спокойно дойти до нужной комнаты, не превращая остальные покои в проходной двор».

Итак, современники георгианской эпохи, в отличие от тех, кто жил в период правления Тюдоров, уже относились к своим спальням как к неприкосновенному личному пространству. Дверь спальни стали навешивать так, чтобы она открывалась внутрь комнаты, к кровати. «Это делалось с той целью, чтобы входящий, открывая дверь, не мог увидеть сразу всю комнату», — объяснял в 1904 году Герман Мутезиус[15], изучавший особенности английского быта. Ему нужно было обогнуть открытую дверь, «чтобы попасть в комнату, а к тому времени находившийся там человек успевал подготовиться к встрече с гостем».

И все же спальня продолжала оставаться местом, отчасти открытым для свободного посещения, — здесь играли в карты, устраивали чаепития и встречи с друзьями или вели дела, писали письма, занимались учебой и исследованиями. На картине Уильяма Хо-гарта «Будуар графини» (датирована 1743 годом) при утреннем туалете графини присутствуют без малого десять человек: куафер, флейтист, певец, священник, приятельница, чернокожий паж и даже посыльный из магазина игрушек, демонстрирующий свой товар. Графиня — легкомысленная натура, ее гости из числа мужчин — неприятные женоподобные типы. В 1765 году Оливер Голдсмит[16] описывал подобное будуарное сборище так:

За ней спешит, в шелках блистая,
Хлыщей напудренная стая [17]

.

Звучащее в его словах неодобрение свидетельствует о том, что в ту пору общество уже считало неподобающим массовый прием посетителей в спальных покоях.

Следующий этап в развитии спальни пришелся на викторианскую эпоху. Иметь собственную комнату для сна стало не только желательным, но и необходимым, и стремление к уединению походило на одержимость. Мужчинам и женщинам, в том числе даже слугам и служанкам, полагалось спать раздельно, а подготовка ко сну превратилась в еще более трудоемкий и дорогостоящий ритуал.

В аристократических кругах викторианского общества считалось немыслимым, чтобы муж и жена, живущие в большом просторном доме, спали в одной комнате. К сексу относились как к чему-то постыдному и непристойному. Женщины имели о нем весьма приблизительное представление и страшились физической близости, а мужчины оберегали их от греховного знания. В спальне теперь полагалось только изредка заниматься сексом и спать. Все «салонные» функции спальни отпали. Журнал «Архитектор» был в этом вопросе категоричен, утверждая, что использование спальни для любой другой деятельности, кроме сна, «вредно, безнравственно и противоречит установившемуся принципу, в соответствии с которым для каждого важного занятия должна быть отведена отдельная комната».