Английский дом. Интимная история

Итак, десерт ели в малой гостиной или в особом «банкетном зале» – уютном помещении, иногда сооружаемом на крыше. «Банкетный зал» могли возвести и за пределами большого дома в виде причудливой постройки в саду. Короткая прогулка до него из главного зала способствовала пищеварению. На банкете подавали разнообразные сласти, сахарные фигурки или консервированные цветы и фрукты.

Конечно, сладости были известны задолго до того, как Британия начала импортировать сахар: подсластителем служил мед. На его основе готовили и напитки – медовуху и похожий на нее метеглин на травах. В распоряжении средневековых сладкоежек были коринфский изюм, инжир и финики, а самые богатые могли позволить себе и тростниковый сахар. За 1288 год королевская кухня использовала почти три тонны сахара; в 1421 году в Лондоне продавались sugre candi – леденцы из Италии.

Сахар стал более доступным продуктом в XVI веке, когда наладились регулярные поставки с испанских плантаций в Вест-Индии. Елизавета I очень любила сладкое, и некий немецкий путешественник, увидев, что у нее черные зубы, нисколько тому не удивился: «Похоже, многие англичане страдают от этого изъяна, потому что злоупотребляют сахаром». Подобно большинству новых и дорогих продуктов, сахар поначалу имел репутацию афродизиака. Человек, впервые в жизни наевшийся сладостей (как сегодня малыш на свой первый день рождения), ощущал эйфорию, похожую на опьянение, и вел себя не вполне адекватно.

Сахар оставался продуктом для избранных и в XVII веке. Маршрут кораблей, кроме сахара перевозивших еще и рабов, имел очертания треугольника: из Британии в Африку доставляли оружие, из Африки на сахарные плантации вест-индских колоний – захваченных в плен африканцев; из Вест-Индии в Британию – груз сахара. В годы, когда наиболее сознательные британцы боролись за то, чтобы парламент объявил работорговлю вне закона, появились сахарницы с надписью, сообщавшей, что их владельцы едят сахар, привезенный только из свободных от рабства областей Вест-Индии. Табличка к одному из экспонатов в Музее Лондона гласит: «Ост-индский сахар производится не рабами. Каждые шесть семей, отказавшиеся от вест-индского сахара в пользу ост-индского, сделают ненужным труд одного раба». Огромное влияние на повседневные привычки большого числа людей оказал также прекрасный и опасный дар соотечественникам сэра Уолтера Рэйли[118]. Именно этот человек привез в Англию из Виргинии табак и трубку. (Как-то раз новый слуга Рэйли, увидев клубы табачного дыма, испугался, что хозяин горит, и окатил его водой из ведра.) Ярым противником курения был Яков I, уверенный, что табак вреден для здоровья. Свои взгляды он изложил в трактате «О вреде курения» (1604). Однако во времена, когда атмосфера городов была насыщена зловонными испарениями, курение выполняло и полезную функцию. Разве можно осуждать Сэмюэла Пипса за то, что он, шагая по смрадной Друри-лейн, свернул в табачную лавку? «…Вынужден был купить табаку, каковой принялся нюхать и жевать»[119], – признается он. Не легче было устоять перед соблазном золотых дел мастерам и шляпникам, чье ремесло требовало обращения с ядовитыми соединениями, «дурно действующими на голову». Их манили пачки с этикеткой «Империал голден снафф». Нюхательный табак, клялся производитель, «удалит из мозга пары ртути». Щеголи XVIII века, замашки которых мало чем отличались от поведения пижонов последующих эпох, «подносили трубку ко рту, чтобы лишний раз выставить напоказ кольцо с бриллиантом», – жест, дававший им возможность одновременно блеснуть тем и другим. Курильщики с большой охотой приобретали глиняные и деревянные трубки, мундштуки и портсигары, украшенные гравировкой и драгоценными камнями. Благодаря принцу Уэльскому, будущему королю Эдуарду VII, курение табака стало считаться вполне респектабельным занятием. В фешенебельных викторианских домах появились изысканно оформленные в мрачноватом мавританском стиле «курительные комнаты», посетителям которых предписывалось надевать особый пиджак с атласными лацканами – смокинг.