Английский дом. Интимная история

Что касается отношений между господской семьей и прислугой, то мы, современные люди, читая наставления миссис Битон, слывшей исключительным авторитетом в ведении домашнего хозяйства, приходим в ужас. «Слуга, – поучает она, – не должен сидеть в присутствии хозяина или хозяйки, не должен выражать свое мнение, пока его не спросят; желать доброй ночи или доброго утра может только в ответ на приветствие». Неудивительно, что в XIX веке слуги, играя в хозяйском доме предназначенную им роль, все чаще чувствовали себя униженными и несчастными. Рассказ бывшего слуги Эрика Хорна позволяет понять, что творилось в душе у внешне невозмутимого дворецкого: «Меня не покидало ощущение, что я постепенно запутываюсь в сетях и теряю свободу; терпеть это давление с каждым днем становилось все труднее, но куда мне было деваться? Я не знал другого способа заработать на жизнь, кроме услужения в доме знатных господ». Эдвин Ли, служивший старшим дворецким в загородном особняке Клайвден-хаус в Беркшире, вспоминает о не покидавшем его чувстве одиночества: «Мои слова могут показаться странными, ведь я постоянно находился среди людей, но мне, как капитану корабля на мостике, не к кому было обратиться со своими проблемами… Я редко удостаивался похвалы, если все шло хорошо. Помнится, однажды я пожаловался на это Ее Светлости. “Чего вы ждете от меня, Ли? Чтобы я все время хлопала вас по спине?” Больше я с ней не откровенничал».

Хозяевам менее богатых и знатных домов экономические условия диктовали необходимость устанавливать более близкие отношения с теми, кто им служил. В доме приходского священника, где росли сестры Бронте, была всего одна служанка, старая Табби. Двенадцатилетняя Шарлотта так описывает типичное утро в Хоуорте: «Табби, служанка, моет посуду после завтрака. Энн, моя младшая сестра, стоя на стуле на коленях, разглядывает пироги, которые испекла нам Табби. Эмили подметает в гостиной»[96]. Такое коллективное, почти средневековое сосуществование семьи и слуг сплачивало тех и других. В 1836 году Табби сломала ногу, и все три сестры следили, чтобы служанка не вставала постели, ухаживали за ней и сами делали всю работу по дому.

В большом доме у каждого из слуг был определенный круг обязанностей. Особенно интересна в этом отношении должность ливрейного лакея, функции которого чрезвычайно трудно определить внятно. По сути, его роль заключалась в том, чтобы подчеркивать своим внушительным видом величие дома. В начале 1900-х годов бывший ливрейный лакей Эрик Хорн вспоминал о «пожилой титулованной даме из Итон-Плейс, которая очень гордилась двумя своими рослыми и похожими друг на друга ливрейными лакеями. При найме она заставила их несколько раз пройтись по комнате, чтобы убедиться, что они ей подходят, – будто лошадей покупала». Ливрейному лакею Генри Беннетту ради удобства работодателей было велено сменить собственное имя Эрнест на Генри. Его приняли на место человека по прозвищу Длинный Генри – детины ростом под два метра. Из ведомостей, отражающих расчеты с прислугой, мы узнаем, что лакеям ростом выше 1 метра 61 сантиметра платили больше, чем их менее рослым коллегам.

Долгие дневные часы ливрейный лакей проводил в утомительном ожидании. Его «служба» состояла в том, чтобы стоять, не теряя бдительности, наготове и, едва потребуется, передавать сообщения, приносить подносы и открывать входные двери. Диана Купер рассказывает о престарелом лакее из замка Бивор-Касл, который в 1905 году выполнял особую работу – бил в гонг перед трапезой: «Сжимая в немощной руке колотушку, он заглядывал в каждый коридор и каждую башню, так что звучание гонга продолжалось минут десять, трижды в день».

Очевидно, что эта работа не шла ни в какое сравнение с тем «удовольствием», какое доставляли приготовление еды или стирка. «Жизнь слуги в благородном доме подобна существованию птицы в клетке, – писал ливрейный лакей Уильям Тейлер в 1837 году. – У птицы есть кров и пища, но она лишена свободы, а свобода для англичанина – это самое дорогое».