Английский фантастический роман

Он увидел церковный двор, толкнул старинные ворота, которые жалобно заскрипели. Все кругом заросло, и ему пришлось раздвигать руками ветви тисов, чтобы пробраться к лужайке с высокой травой, где прятались серые гладкие могильные кресты. Над крышами соседних домов виднелся замок, слышалось жужжание монорельсовой дороги, идущей через туннели в меловой породе в сторону Стадленда и моря. Блондин долго сидел с сигаретой в руке, осматривая округу. Ветер доносил веселые голоса ребятишек, игравших где-то поблизости. Он так долго зажимал медальон в ладони, что из-за пульсации крови в пальцах стало казаться, будто это его второе, крохотное сердце.

Перед уходом он снова заметил Знак — тот выглядел, словно глаз, высеченный на сером надгробии.

В большой таверне на пути к замку приезжий выпил кружку пива, съел пару сандвичей с сыром, краем глаза наблюдая за туристами, толпящимися у стойки. Он ушел, когда заведение уже закрывали. Крепость ждала его — раскаленная солнцем громада.

Вверх по склону бежала небольшая тропка. Она терялась в кустарниках, где царила прохлада от ручья. Выше проступала массивная стена внешних укреплений. Блондин стал взбираться по этой тропке мимо привязанных за кустами коз, которые оглашали склоны тихим блеянием, мешавшимся с шумом монорельсовой дороги.

Он нашел укромное место над разрушенной внешней стеной, в прогалине между деревьями, сел на траву, спиной прислонившись к камню.

Пора.

Аккуратно, длинными, перепачканными травой пальцами он принялся открывать принесенный с собой пакет — тяжелый, запечатанный старинными печатями; на воске виднелся отчетливый оттиск Знака. Блондин взломал печати, расправил толстые листы. Он предчувствовал, что ему предстоит увидеть. Так и есть — убористый наклонный почерк знакомой руки. Он начал читать, позабыв про лежащую рядом пачку сигарет.

Издалека, с уэрхэмского шоссе, доносился шум автомобилей — негромкий и размеренный, словно гудение пчел в улье. Совсем новый для этих мест звук. Солнце медленно двигалось по небу, тени деревьев перемещались, постепенно удлиняясь. По дорожке внизу прошли, пересмеиваясь, несколько местных жителей: краснощекие мужчины и женщины с мальчиками в белых рубашках и девочками в пестрых платьицах. Приезжий неспеша перебирал бумаги, иногда подолгу задумываясь над старинными начертаниями букв. Он, казалось, выпал из времени — в его сознании, пригибая траву, дул древний вихрь, а на соседних склонах гремели пушки…

Небо на западе превратилось в раскаленный медный щит. Теперь руины, облитые песочно-красным сиянием, казались парящими в воздухе призрачными громадами. Исполинские тени расползлись по долине, густея с каждой минутой; движение на дороге почти прекратилось.

Но вот и последний конверт. Опять с сургучной печатью. Приезжий медленно его вскрыл, вынул исписанные листки и начал читать.

Дорогой Джон!

Наверно, ты до сих пор теряешься в догадках, зачем я послал тебя в такую даль, в незнакомое тебе место. Попробую объяснить, как получится, потому что всего до конца не дано понять ни мне, ни тебе. Хорошенько запомни то, что я скажу. Ибо слова имеют свойство улетучиваться, обращаться в прах, даже в нечто более эфемерное, нежели прах. Пусть голос мой пребудет с тобою, подобно несмолкающему голосу ветра.

В том месте, где ты сейчас находишься, начался диковинный Бунт Крепостей. Из книг ты должен знать, что в этих же краях был разрушен его последний очаг. Однако здесь зародилось грядущее освобождение всего мира, если освобождение — правильное определение того, что произошло. Созданный Гизевиусом Великим феодальный мир рухнул, потянув за собой в пропасть католическую церковь, которая его создала, охраняла и на какое-то время привела к расцвету.