Английский юмор

— Боялся, что мне не поверят.

— А как же ты сошёл в сад, мерзкий мальчишка! — набросилась на него вдруг экономка Мэри.

Гарольд, наконец, был прижат к стенке, и весь его замысел, казалось, должен был рухнуть.

Но в эту минуту Эдвард дёрнул меня за рукав, и мы неслышно отползли шагов на десять. Эдвард тихо свистнул. Я ответил на его свист. Эффект получился магический. Экономка Мэри, дико вскрикнув, вскочила со скамейки. Гарольд, изумлённо оглянувшись вокруг, бросился бежать с быстротой зайца, с шумом ворвался на кухню, где за ужином сидела прислуга, и спрятал голову на груди у кухарки, любимцем которой он был. Викарий вздрогнул, но, набравшись храбрости, шагнул вперёд, чтобы осмотреть кусты. И тут экономка Мэри бросилась ему на шею.

— О, мистер Ходжитс! — вскричала она. — Вы очень храбрый человек, но ради всего святого, ради меня, не будьте опрометчивы!

Викарий, однако, и не думал быть опрометчивым. Когда я через минуту выглянул из-за кустов, ни его, ни экономки уже не было на поляне!

В доме поднялся переполох, и Эдвард шепнул мне, что нам надо поскорее удирать. Мы бросились к веранде, быстро вскарабкались по стене на крышу, влезли в окно и через минуту были уже в постели. А спустя ещё минуту кухарка принесла к нам на руках Гарольда, жевавшего что-то сладкое. Из сада в это время доносились громкие крики сторожей, преследовавших воров.

Чарльз Левер . Наследство Кон Крегэна

Я родился в маленькой хижине на границе двух округов. Хижина стояла на треугольном клочке земли у перекрёстка дорог, и, хотя тут почти каждые десять лет производилось межевание, никто не мог сказать, к какому округу мы принадлежим. В пользу одной стороны было столько же доводов, сколько и в пользу другой. Это обстоятельство, как говорили соседи, и побудило моего отца поселиться именно здесь: живя на спорной территории двух округов, он не платил налогов ни тому, ни другому, а голосовать умудрялся в обоих! Из этого можно заключить, что родитель мой от природы был человек не глупый, и тот способ, посредством которого он оказался владельцем той земли, где стояла наша хижина, подтверждает такое мнение.

В нашей округе совсем не было представителей благородного сословия — ни одного даже захудалого дворянина. Самым богатым считался один фермер, старый Генри Мак-Кэйб. Его два сына вечно враждовали между собой из-за отцовского наследства. Старший, Питер, делал всё, что только возможно, чтобы навредить Мэту, а тог в свою очередь старался не оставаться в долгу. Наконец Мэту надоела вечная драка, и однажды ночью он ушёл из отцовского дома, а на другое утро уехал в Дублин и записался добровольцем в армию. Спустя три недели он уже плыл на пароходе в Индию. Старик отец так был огорчён, что заболел и слёг в постель, с которой уже и не встал.

Больной пролежал не один месяц, и Питер часто приставал к отцу, чтобы он сделал духовное завещание в его пользу и отомстил этим непокорному Мэту, но Генри всегда отвечал, что он разделит имущество поровну между ними.

Споры между больным отцом и сыном известны были всей округе. Проходя мимо дома вечером, люди всегда слышали слабый, пискливый голос старика и глухой, хриплый голос Питера. Они спорили. Но вот как-то в воскресный вечер в доме установилась полная тишина: не слышно было ни голосов, ни шагов, словно в доме никто не жил. И соседи удивлённо стали спрашивать друг друга: не умер ли старик?

Ровно в полночь в дверь нашей хижины кто-то постучал. Я сразу услышал стук — я спал в большой удобной корзине подле очага, — но, испугавшись, не подал вида, что слышу. Постучали ещё раз — громче прежнего, и я услышал слова: «Кон Крегэн, открой! Открой, Кон, говорю я тебе!»

По голосу я признал Питера Мак-Кэйба, но притворился спящим и громко захрапел. Отец пошёл отпирать дверь. Было слышно, как он сказал:

— Это вы, мистер Питер? Что случилось? Может, старику стало хуже?

— Да, совсем плохо, недавно скончался.

— Да будет земля ему пухом! И когда же, говорите, это случилось?

— Только что, с час тому назад, — сказал Питер взволнованным голосом. — И как умер! Как настоящий язычник, Кон, даже не оставил духовного завещания!

— Плохо дело, — сказал отец.

— Да, плохо. Но будет ещё хуже, если мы не сумеем его поправить. Знаешь, что я хочу тебе сказать, Кон? Хочу, чтоб ты помог мне. Поможешь — получай пять золотых. Ты очень похож на покойного моего батюшку, вас часто смешивали: тебя принимали за него, а его — за тебя.

— Это-то правда, — сказал отец, хотя начинал беспокоиться, не зная, к чему тот клонит дело.

— Ну так вот, ты должен пойти ко мне и лечь в постель.

— Как, рядом с трупом? — сказал отец, вздрагивая.

— Ну, что ты выдумал? Ты ложишься в постель один, как будто ты мой отец, и говоришь, что хочешь перед смертью сделать духовное завещание. Я позову соседей и Билли Скэнлана, школьного учителя, и ты скажешь, чтобы он написал духовное завещание. Всё отцовское имущество должно достаться мне, понимаешь? И раз соседи будут видеть тебя в постели и слышать твой голос, то, конечно, все поверят, что завещание сделано моим отцом.