Я терпеливо ждал продолжения, но его не последовало. Сьюзан нервно сглотнула, словно сказала что-то постыдное, и залилась румянцем. Пытаясь скрыть очевидное, девушка приложила к щекам ладони, или просто хотела охладить кожу.
– Стакан воды?
Она кивнула. Я поднялся из кресла и потянулся к кувшину.
Конечно, как и любого нормального человека, после такого заявления меня разрывало любопытство, но я не хотел ее торопить. Если ей действительно есть что сказать, рано или поздно она об этом скажет. Форсируя события, часто добиваешься обратного эффекта: человек захлопнется, словно ракушка, а потом из него и клещами не вытянешь подобные откровения.
Пригубив воду из стакана, Сьюзан задышала несколько размереннее, но так и не проронила ни слова.
– Хорошо, давайте обо всем по порядку. Расскажите, что конкретно вас беспокоит.
– Если по порядку, – иронично улыбнулась она, – то я решила расстаться со своим женихом.
Стоило мне это услышать, сердце застучало чаще положенного. Наверное, я не должен был так реагировать на эту новость, но совру, если скажу, что не испытал радости.
– Менять что-то в привычном укладе жизни всегда волнительно. Может, поделитесь, что вас сподвигло к этому решению?
Сьюзан опустила глаза. Она снова смущалась, а значит вопрос попал в самую точку.
– Я поняла, что мы слишком разные и у нас нет совместного будущего. А еще, что Ричарду всегда было плевать на мои чувства.
– В чем это выражалось? – не удержался я, с ужасом представив, что какой-то подонок мог обидеть этого чистого ангела.
– Например, мои лучшие работы он называл бестолковой мазней и тратой времени, намекая, что никто и никогда их не купил бы…
– Вы пишете картины? – удивленно взлетели мои брови. Эта девушка не переставала поражать своей многогранностью.
– Да, немного.
Сочные пухлые губы изогнулись в улыбке, зеленоватые глаза заиграли особым огнем. Должно быть, это занятие доставляет ей гораздо больше удовольствия, чем она о нем рассказывает.
– Это же здорово, Сьюзан. Не стоит принимать так близко к сердцу слова какого-то конкретного, пусть даже близкого вам человека. Сколько людей, столько мнений. Лично я был бы рад взглянуть на ваши работы. И не как психолог, а прежде всего, как истинный ценитель прекрасного.
Не знаю, что я такого сказал, но она снова смотрела на меня немигающим взглядом, преисполненным благодарности. Теперь и я почувствовал себя неловко.
– Вспомните что-то еще, что конкретно задевало ваши чувства?
– Последнее время я только и делаю, что вспоминаю нечто подобное, словно наконец прозрела, – она снова улыбалась, но в этой улыбке совсем не было смеха, лишь горечь разочарования. – Например, когда я сказала, что хочу расстаться, Рич заявил, что это не мне решать, и что так просто он меня не отпустит.
Вот же подонок! Кулак сжался до побелевших костяшек, и я поспешил спрятать руку в карман.
– Что вы на это ответили?
– Что у меня есть другой… Думала, это поможет.
Неужели опоздал? Ну а на что я, собственно, надеялся: украсть ее под покровом ночи и увезти в дядюшкин особняк? Звучит неплохо, только самой мисс Стаффорд, не обделенной мужским вниманием, эта идея вряд ли понравилась бы.
На улице в один момент загорелись фонари, невольно привлекая наше внимание, и Сьюзан поднялась с кушетки, чтобы подойти к приоткрытому окну. Она остановилась возле шторы и глубоко вздохнула.
– Как отреагировал ваш жених?
– Рассмеялся мне в лицо и снова принялся угрожать. Сказал, что дает мне срок подумать до этой субботы. Только думать тут больше не о чем. Ричард пугает меня, а я с трудом узнаю в нем человека, который был мне когда-то дорог. В итоге я не понимаю, что мне делать и как правильно поступить, даже домой возвращаться боюсь, ведь суббота уже завтра. Но и вечно бегать от него тоже не получится.
– А как же ваш «другой»? О вас есть кому позаботиться?
Как профессионал я должен был задать совсем другой вопрос, но как мужчина… Оставить девушку в беде мне не позволила бы совесть.
– Нет, что вы, у меня никого нет. Знаю, я не должна была ему лгать, это вышло само собой, как защитная реакция. Просто он смотрел на меня так, словно я принадлежу ему, как какая-то бездушная вещь. Я чувствовала себя униженной. И мне вдруг захотелось, чтобы Рич представил меня с другим, с кем-то достойным, для кого я действительно что-то значила бы.
– Сьюзан…
Как же много мне хотелось ей сказать. Во-первых, что ее Рич – ничтожество, раз позволяет себе подобное поведение по отношению к любимой женщине. А еще, что она заслуживает гораздо большего. Но, едва я открыл рот, она меня снова остановила.
– Нет, Адам, я ведь и вам солгала, никакая я не Сьюзан. Простите меня за это, если сможете.
Сердце пустилось вскачь. С возвращением в Лондон нервы стали совсем ни к черту.
Она так и стояла у окна в пол оборота, не решаясь посмотреть мне в лицо. Из ее глаз после всех этих откровений уже побежали первые слезы.
– За что простить? – все еще не понимал я, поднявшись из кресла и медленно, шаг за шагом, подходя к моей самой любимой пациентке.