Ночами они стонали и кричали друг на друга, чтобы не сойти с ума. Одежда разбухала от холодной воды, а мост медленно растягивался над их головами. А через два дня – новая река, новый мост. Почти на каждой реке, которую приходилось форсировать, был разрушен мост, как будто ее название было вытерто, как будто на небе не было звезд, а в домах – дверей. Подразделения саперов входили в реку, обвязавшись веревками, тянули тросы на плечах, закручивали гаечными ключами промасленные болты, чтобы меньше скрежетал металл, а потом по этим собранным мостам маршировали войска, проезжала техника, а саперы так и стояли внизу, в воде.
Поэтому часто артобстрел или бомбежка заставали на середине реки. Взрывы освещали берега, заросшие тиной, раздирали на части сталь и железо, выбрасывали осколки на камни. И ничто не могло защитить их – река была похожа на тонкий шелк, вспарываемый металлом.
Он все это пережил. И знал, как быстро заснуть – в отличие от нее, у которой были свои реки воспоминаний.
Да, Караваджо сможет объяснить ей, как утонуть в любви. Даже – в осторожной любви.
– Кип, я хочу показать тебе реку Скутаматта, – сказала Хана. – И озеро Дымное. Женщина, которую любил мой отец, живет на озерах и плавает на каноэ лучше, чем водит машину. Мне не хватает грома, который вырубает электричество. Я хочу познакомить тебя с Кларой, королевой каноэ – последней, кто остался в нашей семье. Мой отец пожертвовал ею ради войны.
Хана без колебаний, не останавливаясь, идет ночью к его палатке. Она хорошо знает дорогу. Деревья просеивают сквозь листву лунный свет – и она будто попадает в лучи круглого зеркального шара в танцевальном зале. Влезает в палатку, прикладывает ухо к его груди и слушает, как бьется его сердце – подобно тому, как сапер слушает тиканье часового механизма в мине. Все спят, кроме нее.
IV. Южный Каир, 1930—1938
В течение сотен лет после Геродота западный мир почти не проявлял интереса к пустыне. Это длилось до начала двадцатого века. С 425 года до Рождества Христова все европейцы отводили от нее взгляд. Полное молчание. Девятнадцатое столетие стало веком искателей рек. А затем, в 1920-х годах, пришел запоздалый, но, казалось, радостный постскриптум истории этого потаенного уголка земной суши. Исследователи-энтузиасты организовывали экспедиции на личные средства, а затем представляли результаты в Королевское географическое общество в Лондоне, в Кенсингтон-Гор[52]
. Это были усталые люди, опаленные солнцем пустыни, которые, словно моряки Конрада[53], чувствовали себя не в своей тарелке в городских такси и не понимали плоского юмора водителей автобусов.Направляясь на очередное заседание членов Географического общества из пригородов в Найтсбридж[54]
, они часто теряются в поездах, не могут найти билет, мысленно путешествуя по старым картам, ни при каких обстоятельствах не расстаются со своими рюкзаками, где хранятся записи, собиравшиеся долго и мучительно. Эти романтики неизведанных земель, принадлежащие к разным странам и национальностям, едут в Лондон в шесть часов вечера, когда «все нормальные люди» разъезжаются по домам. Но это как раз то время, когда можно уединиться. Прибыв в Кенсингтон-Гор и пообедав в «Лайонз-Корнер-Хаус», они входят в здание Географического общества и садятся где-нибудь на галерке в лекционном зале, рядом с огромным каноэ племени маори, еще раз просматривая свои записи. А в восемь часов начинается обсуждение.Здесь читают лекции раз в две недели. Кто-то выступает, кто-то благодарит. Обычно последний оратор подтверждает или определяет практическую значимость полученных результатов, иногда делает мягкие критические замечания, но без дерзких слов и неуместного пыла. Все признают, что основные докладчики весьма близки к фактам, и даже о самых рискованных предприятиях говорят спокойно.
«Мое путешествие по Ливийской пустыне, от Сокума на Средиземном море до Эль-Обейда в Судане, проходило по одному из сухопутных путей, который представляется интересным с географической точки зрения…»
Людей, которые собрались в зале с дубовыми стенами, никогда не интересует, сколько лет и средств ушло на подготовку, финансирование и осуществление той или иной экспедиции. На прошлой неделе лектор привел факт исчезновения тридцати человек во льдах Антарктики. О подобных потерях от чрезмерной жары и песчаных бурь сообщалось без особой помпы, довольно сдержанно. Все человеческие факторы и денежные затруднения остаются «за кадром», лежат по другую сторону принятых рамок и не подвергаются обсуждениям, в основном касающимся поверхности Земли, которая «представляется интересной с географической точки зрения».
«Можно ли использовать в этом районе другие впадины, кроме широко обсуждавшейся Вади-Райан, в связи с ирригацией или мелиоративным дренажом дельты Нила?»
«Правда ли, что артезианские скважины в оазисах постепенно исчезают?»
«Где можно искать таинственную Зерзуру?»
«Остались ли еще нетронутые исследованиями „потерянные“ оазисы?»
«Где находятся черепаховые болота, о которых сообщается у Птолемея?»