Английский пациент

В душе он все еще мальчишка. Он с жадностью набрасывается на еду, а потом так же порывисто вскакивает, чтобы почистить и убрать тарелку, позволяя себе только полчаса на ланч.

Она наблюдала его за работой в саду, когда он шел со своим миноискателем между деревьями, осторожно и медленно, словно кот, подбирающийся к добыче. Когда он пьет чай, сидя напротив нее за столом, она обращает внимание на загорелую кожу его запястья, на котором позвякивает тонкий браслет – «кара».

Он никогда не рассказывает об опасности, которая подстерегает его на каждом шагу. Время от времени, услышав грохот взрыва, они с Караваджо выскакивают из дома, при этом у нее замирает сердце от страха. Иногда она подбегает к окну, замечает, что Караваджо уже на улице, и вместе они видят сапера, который работает на террасе, увитой зеленью. Он слишком занят, чтобы повернуться к ним, но знает, что они видят его, и просто машет им рукой в знак того, что с ним все в порядке.

Однажды Караваджо зашел в библиотеку и увидел сапера высоко под потолком, где в углу, над бордюром, он обнаружил ловко устроенную очередную мину-ловушку и уже перерезал проволочку взрывателя, – у Караваджо была профессиональная привычка сразу охватывать взглядом всю комнату, от пола до потолка, – а молодой сапер, не сводя взгляда со взрывного устройства, вытянул ладонь и щелкнул пальцами, останавливая Караваджо, предупреждая его об опасности и давая знак выйти из комнаты.

Он все время что-то мурлычет или насвистывает, особенно когда лежит на парапете, глядя в небо на проплывающие облака. «Кто это свистит?» – как-то спрашивает английский пациент. Он еще не знает, что у них появился еще один житель, и не видел его.

Сикх всегда шумно входит на кажущуюся пустой виллу. Только он один из всех ее обитателей носит военную форму. Рано утро.м он появляется из палатки, опрятный, ботинки начищены до блеска, тюрбан симметрично сидит на голове, пуговицы и пряжки блестят, и отправляется на работу. Когда его миноискатель обнаруживает монету, молодой сапер на время рад забыть об опасностях и громко хохочет. Кажется, он бессознательно любуется своим телом, своей подтянутостью, когда наклоняется, чтобы поднять упавший кусок хлеба, проводя по траве костяшками пальцев, или когда рассеянно вертит своим автоматом, словно огромной булавой, шагая в деревню по дороге, обсаженной кипарисами, чтобы встретиться с другими саперами.

В компании, собравшейся на вилле, он кажется временным гостем, словно оторвавшаяся звезда на краю Галактики. Для него это похоже на отпуск после войны, грязи, рек и мостов. Он заходит в дом, если только его приглашают, чувствуя себя здесь случайным гостем, как в ту ночь, когда, услышав неуверенные звуки рояля, он прошел по аллее под кипарисами и проник в библиотеку.

В ту ночь, когда была страшная гроза, он зашел на виллу не из любопытства, чтобы посмотреть, кто играет, а потому что прекрасно представлял, какая опасность грозит пианисту. При отступлении немцы начиняли все вокруг взрывчаткой, и музыкальные инструменты были излюбленным местом, где ставились так называемые карандашные мины. Возвратившись домой, ничего не подозревающая хозяйка открывала пианино, и ей отрывало кисти рук. Или пытались заводить дедушкины высокие напольные часы – и неожиданная вспышка с грохотом разворачивала полстены и убивала всех, кто стоял рядом.

Поэтому, услышав звуки музыки, они с Харди бросились вверх по холму, перелезли через каменную стену и появились на вилле. Пока не прекратилась музыка, это означало, что пианист не наклонился вперед и не выдернул тонкую металлическую струнку, приводя в действие метроном. Как правило, именно там и устанавливали карандашные мины – самое легкое место, где можно вертикально припаять тонкий проводок, несущий смерть. А вообще ловушки можно было встретить повсюду: в водоразборных кранах, в корешках книг, в просверленных в стволах деревьев отверстиях, так что, если яблоко падало на нижнюю ветку или вы хватались за нее рукой, дерево взрывалось. Он уже не мог спокойно смотреть на комнату или поле, но автоматически искал и оценивал возможности спрятать там мины.

Он постоял немного у двустворчатой двери, прислонившись головой к косяку, потом проскользнул в темноту комнаты и оставался не замеченным, время от времени освещаемый молниями. Он охватил комнату взглядом, словно лучом радара, а затем увидел девушку, которая стояла у рояля, как бы ожидая его, и играла, сосредоточенно глядя на клавиши. Метроном уже тикал, невинно помахивая стрелкой вперед-назад. Значит, не было тонкого проводка, не было опасности. И он стоял там, в промокшей форме, а девушка сначала и не заметила их вторжения.

* * *