Английский пациент

Они проходят вдоль костров по обочинам дороги, и Караваджо переводит разговор па другую тему. Солдата все зовут Кип: «Найдите Кипа», «Сейчас здесь будет Кип». Забавным образом это прозвище пристало к нему. Когда он проходил обучение в Англии в саперном батальоне, на первом его отчете о разминировании было масляное пятно, и офицер воскликнул: «Это еще что? Жир от копченой селедки?», и все засмеялись.[32] Он понятия не имел, что такое копченая селедка, но с этим уже ничего нельзя было поделать, и через неделю его настоящее имя, Кирпал Сингх, было забыто. Он не сердился. Лорду Суффолку и всей команде нравилось так называть его, а ему это нравилось больше, чем когда англичане называют всех по фамилии.

В то лето у английского пациента был слуховой аппарат, так что он слышал все, что происходило в доме. Янтарная раковина, вставленная в его ухо, передавала все случайные шумы – скрежет стула по полу в коридоре, стук когтей собаки за дверью, а когда он подкручивал регулятор звука, можно было даже услышать дыхание пса или крик сапера на террасе. Так английский пациент узнал о присутствии сапера на вилле, еще не видя его, хотя Хана старалась, как могла, оттянуть момент их встречи, зная, что они могут не понравиться друг другу.

Но однажды, войдя в комнату английского пациента, она увидела там сапера. Он стоял у изножия кровати, руки на автомате, перекинутом за плечи. Ей не понравилось это небрежное обращение с автоматом, ленивый поворот его тела, когда она вошла, как будто оно было осью колеса, как будто автомат был пришит к его плечам, предплечьям и загорелым узким запястьям.

Англичанин повернулся к ней и сказал:

– А мы отлично поладили!

Ее раздражало, что сапер вторгся в ее владения, что, казалось, он всюду преследовал ее. Кип, зная по рассказам Караваджо, что англичанин разбирается в оружии, начал обсуждать с ним проблемы разминирования. Пациент оказался богатым источником знаний об оружии союзников и противника. Ему было известно не только о нелепых взрывателях итальянских мин, но и многое другое, например, подробная топография этого района Тосканы. Вскоре они уже набрасывали на листке бумаги чертежи бомб, обсуждая их особенности и действие.

– В итальянских минах взрыватели установлены вертикально и совсем не обязательно в хвосте.

– Да, но это еще зависит и от того, где их делают. Если в Неаполе, то так оно и есть, а в Риме мины делают уже по немецкой технологии. Конечно, в Неаполе, еще в пятнадцатом веке…

Это означало, что сейчас пациент опять унесется в прошлое и будет долго объяснять исторические корни событий, но молодой солдат не привык просто молчать и слушать. Он нетерпеливо перебивал англичанина, когда тот делал паузы, чтобы отдохнуть и собраться с мыслями для нового витка. Солдат откинул голову назад и посмотрел в потолок.

– Нам следует сделать гамак, – задумчиво сказал сапер Хане, когда та вошла, – и пронести его по всему дому.

Она посмотрела на них, пожала плечами и вышла из комнаты.

Когда Караваджо наткнулся на нее в коридоре, она улыбалась. Они постояли немного, прислушиваясь к разговору за дверью.

– Я говорил вам о том, что думаю по поводу восхваления Вергилием [33] человека, Кип? Позвольте мне…

– У вас работает слуховой аппарат?

– Что?

– Включите его…

– Мне кажется, он нашел друга, – сказала она Караваджо.

* * *

Она выходит во двор, на солнце. Днем в водопровод подают воду, и в течение двадцати минут из кранов в фонтане льется вода. Хана снимает туфли, влезает в сухой резервуар фонтана и ждет.

Кругом стоит запах скошенной травы. В воздухе роятся мухи, натыкаясь на нее, как на стену, и быстро беззаботно отскакивают. Подняв голову и посмотрев под верхнюю чашу фонтана, в тени которой она сидит, она замечает скопление водяных пауков. Ей нравится сидеть здесь, в этой каменной колыбели, вдыхать прохладный густой запах из наливного отверстия, словно из подвала, который открыли впервые после зимы, а снаружи висит жара. Она стряхивает пыль с рук, босых ног, туфель и потягивается.

Слишком много мужчин в доме. Она дотрагивается губами до обнаженной руки выше плеча и чувствует запах своей кожи, знакомый запах. Свой вкус и аромат. Она помнит, когда впервые ощутила его, где-то в подростковом возрасте – она скорее вспомнит место, чем время, – когда она присасывалась губами к собственному предплечью, чтобы научиться целоваться, или обнюхивала запястья, или склонялась к бедру, стараясь вдохнуть свои запахи. Она складывала ладони вместе и делала туда выдох, чтобы потом ощутить ароматы своего дыхания. Она потерла ступнями пестрое дно фонтана. Сапер рассказывал ей, как в перерывах между боями ему приходилось спать возле скульптур. Он помнил одну из них, показавшуюся ему красивой, – скорбящего ангела, в котором можно было обнаружить и мужские, и женские черты. Он лежал под ней, глядя на нее, и впервые за все время войны почувствовал умиротворение и покой.

Она вдыхает затхлый запах влажного камня.