Английский пациент

Когда он не в пустыне с Мэдоксом и не в арабских библиотеках с Берманном, они встречаются в парке Гроппи, возле залитых водой сливовых деревьев. Она чувствует себя здесь счастливой. Она – дитя зеленых лесов и папоротников, ей явно не хватает воды. А для него это обилие зелени напоминает карнавал.

Из парка Гроппи дугообразным маршрутом они направляются в старый город, Южный Каир, на рынки, куда ходят не многие европейцы. В его комнате все стены увешаны картами. Несмотря на его попытки как-то обставить это жилище, оно все равно больше напоминает походный лагерь, нежели жилую комнату.

Они лежат в объятиях друг друга, ветерок от вентилятора обдувает их. Все утро он работал с Берманном в археологическом музее, стараясь соединить арабские тексты и описания европейцев, чтобы найти отголоски, совпадения, изменения названий – от Геродота до «Китаб аль Кануш», где оазис назвали Зерзурой по имени женщины из каравана, купающейся в пустыне. И там было такое же мелькание слабых теней от вентилятора. А здесь они обмениваются воспоминаниями из детства, говорят о шраме, об искусстве поцелуя.

– Я не знаю, что мне делать. Я не знаю, что мне делать! Как я могу любить тебя? Это сведет его с ума.

Она постоянно бьет его.

То она идет с тарелкой в руках и вдруг запускает ее в него, поранив ему голову; по соломенным волосам льется струйка крови. То вилкой протыкает его плечо, оставляя следы, которые врач принимает за укус лисы. Синяк под глазом меняет цвет – от ярко-фиолетового до темно-коричневого.

Прежде чем обнять ее, он смотрит, чтобы рядом не было колющих и режущих предметов. На людях в ее присутствии ему приходится выкручиваться и объяснять, откуда взялся очередной синяк на лице, или почему забинтована голова, или что за рубец на руке замазан йодом. И он старается изо всех сил, говорит, что такси резко затормозило, и он ударился о стекло, или что по руке случайно пришелся удар кнута, или придумывает что-нибудь еще. Мэдокс был не на шутку обеспокоен столь внезапно захлестнувшей его полосой невезения. Она же просто усмехалась его неумелым отговоркам. «Может, это от возраста, а может, ему нужны очки», – говорил ее муж, слегка подталкивая Мэдокса локтем. «А может, у него появилась женщина, – ехидничала она. – Посмотрите, разве это не похоже на укус или царапину от ногтей?»

«Это скорпион, – говорил он. – Андроктонус аустралис.»

* * *

Открытка, на которой аккуратным почерком написано:

«Я не могу прожить и дня, коль не увижу вновь тебя.

Все для меня теряет смысл, коль не увижу вновь тебя.

И это не просто слова.

Это то, что я чувствую всегда.»

На ней нет ни даты, ни подписи.

* * *

Иногда, когда ей удается провести с ним целую ночь, они просыпаются от голосов на трех городских минаретах, которые начинают призывать правоверных мусульман к молитве на заре. Он провожает ее домой. По пути из Южного Каира до отеля, где она живет, они проходят через рынок, где продают индиго. Мелодичные возгласы муэдзинов [64] стрелами врезаются в воздух, сменяя друг друга; один минарет отвечает другому, как бы обмениваясь репликами в разговорах об этих двух грешниках, которые холодным утром идут по улицам святого города, напоенным запахами древесного угля и гашиша. Грешники в святом городе.

* * *

Он смахивает рукой тарелки и стаканы со стола в ресторане, чтобы она, находясь где-нибудь в городе, услышала этот шум, подняла взгляд и поняла, как ему плохо без нее. Ему, который никогда не испытывал одиночества, находясь в глубине пустынь, вдали от людей. Мужчина в пустыне может держать пустоту в сложенных ладонях, зная, что она спасет его вернее, чем вода. Он слышал, что в окрестностях Эль-Таджа есть удивительное растение. Если в его мякоти вырезать углубление в форме сердца, то к утру оно заполнится благоухающей влагой, приносящей успокоение и надежды человеку, который ее выпьет, если его сердце разбито. И так можно делать в течение года, а потом это растение погибает. От раны, от жажды или по какой-то иной причине?

Он лежит в комнате в окружении своих пыльных карт. Кэтрин нет с ним. Он так тоскует по ней, что готов плюнуть на все условности, на все правила приличия.

Его не интересует, как она ведет себя с другими. Он хочет ее здесь, хочет наслаждаться ее надменной красотой, ее меняющимся настроением. Он хочет, чтобы они прильнули друг к другу, словно страницы закрытой книги, он хочет раствориться в ней, чтобы их ничто не разделяло.

Она вошла в его жизнь, нарушив его покой. И если она так поступила с ним, как же он поступил с ней?

* * *