Английский раб султана

— Знаю, что вы почти все — моряки, — говорил он. — В Алаийе у вас будет хорошо оплачиваемая работа. Ее здесь много, на любой вкус и умение. Здесь снастим корабли великого падишаха, у нас прекрасный док на пять судов. У кого есть предрасположение оставить морское дело и заняться, к примеру, хлопководством — и эта возможность будет ему предоставлена. Если среди вас есть знатоки литейного дела — и это хорошо, мы начинаем отливку пушек в Топхане Куле, арсенальной башне порта.

Слушатели, несмотря на обещанные блага, не изъявляли желания принять истинную веру, поэтому старичок заговорил о тяготах:

— Что вас ожидает с другой стороны, пока вы будете раздумывать: тяжелые труды по починке крепости, которую мы только три года как отбили у нечестивого караманского бея, и посему работы там очень много; 133 башни — не шутка, да еще стены. Будете грузить лес на суда, отправляющиеся в Египет, убирать хлопок, проводить воду. Выбирайте сами, созидать ли вам государство османов, как дом родной, дабы жить в нем в счастливом труде и добром соседстве, либо быть вечными рабами.

"Искуситель" в зеленой чалме взглянул на юного Торнвилля:

— Что же касается рыцаря, он поначалу пойдет служить в крепость и, иншаллах[43], возрастая в чинах и воинском умении, прославит своей доблестью войска великого падишаха. Есть и иной путь: написать на родину, чтобы за него прислал выкуп его достопочтенный дядя. В ожидании этого рыцарь будет искупать свои вины перед Высокой Портой своим трудом во славу Аллаха, пророка его Мохаммеда — да благословит его Аллах и приветствует, — и нашего повелителя Мехмеда Фатиха[44], который является тенью Аллаха на земле, а также великим царем всех царей, правителем бессчетных земель и стран Востока и Запада.

— Как, однако же, вы хорошо обо мне осведомлены! — желчно изрек Торнвилль.

— Ничего удивительного — про тебя все рассказал твой стрелок.

— Это он меня огрел? — спросил Лео.

Турок загадочно закатил глаза вверх и развел руками — понимай, мол, как знаешь, это не мое дело.

— Ничего я никому писать не буду! — заявил Торнвилль.

— Неразумно. В тебе пока не говорит мудрость — может, гнев, может, неразумие, может, рана. Главное, знай, что мы прекрасно напишем твоему дяде и без тебя. Франкские волхвы[45] богаты. Пусть их деньги послужат славе государства османов, Аллах акбар[46]! Но лучше прими мой совет: не дело — воину таскать камни и месить глину. Переходи под зеленое знамя ислама и воюй.

— Ты, турок, не знаешь наших обычаев. Еще менее рыцарское дело — предавать своего Бога.

Старик покачал головой.

— Может, в силу определенного человеческого несовершенства я и вправду не ведаю каких-либо ваших обычаев, однако я знаю много людей — и простых, и знатных, — которые спокойно перешли в ислам и преуспели. Что же, и они, по-твоему, предали Бога? Ты должен знать, что это невозможно, ибо Аллах есть Бог, и ты отрекаешься отнюдь не от Него, но от ложных учений о Нем. Я вижу в тебе острый ум, и мне приятно будет побеседовать с тобой о нашей вере. Гораздо более достоин похвалы тот, кто пришел к познанию Истины своим умом, нежели прикинулся познавшим ее, манимый мирскими благами, оставаясь внутри себя по-прежнему невежей.

— Ты речист и убедителен… — Лео чуть смягчился. — Но пока что я лучше потаскаю камни.

— Это ожидаемо. Человеку на то и дал Аллах разум, чтоб он думал. Богу не может быть угоден несмышленый ишак, особенно если он умножает свою глупость своим упрямством и отказывается принять истинную веру, не слушая доводов. Хотя я слышал, что ваши волхвы рассуждают иначе и считают такое упрямство подвигом…

Видя, что эти рассуждения пока не находят отклик в сердце рыцаря, старичок заговорил о другом:

— По крайней мере раз в неделю я буду навещать вас и смотреть, как всходят посеянные мною семена. Никто не решил изменить свою жизнь с этого мига? Ладно, с сегодняшнего дня вы отправляетесь на ремонт крепости. Здоровые будут носить камни, раненые — месить раствор. Цепи вам заменят на более легкие, не особо стесняющие движения, но бежать, предупреждаю, в них не удастся. Да я и не советую. Первого, кто попытается сбежать, бейлербей[47] распорядился посадить на кол, смазанный бараньим жиром. Решайте, надо ли это вам…

Турки удалились, оставив англичан в горестных размышлениях, из которых их, впрочем, скоро вывели: как и сказал ходжа, им сменили цепи, дали по лепешке хлеба, воды — и повели из зиндана[48] наверх, к крепости.

Надо отдать туркам должное — они вовсе не стремились к изничтожению работавших адскими условиями. Кормили хоть и скудновато, но прилично, не стесняли и в воде. Иногда, в виде особой милости, поили бузой, чтоб подбодрить трудящихся и обремененных.

Пленные англичане содержались по ночам уже не в портовом зиндане, а в крепости, ночуя как придется, в зависимости от объекта, на котором трудились. Когда в башнях, когда в бараках. Старались держаться вместе, но им особо в этом и не препятствовали.