Английский с Г. К. Честертоном. Рассказы об отце Брауне / Gilbert Keith Chesterton. The Innocence of Father Brown

Father Brown, though he knew every detail done behind the scenes (отец Браун, хотя и знал в подробностях, все что происходило за сценой: «знал каждую деталь, сделанную за сценой»), and had even evoked applause by his transformation of a pillow into a pantomime baby (и даже вызвал аплодисменты за превращение подушки в младенца /для представления/; to evoke – пробуждать; вызывать; pillow – подушка), went round to the front and sat among the audience with all the solemn expectation of a child at his first matinee (обошел /сцену/ кругом и сел среди зрителей с выражением торжественного ожидания, словно ребенок на первом дневном представлении; to the front – вперед; to expect – ждать; ожидать; matinee – утренний или дневной спектакль/представление). The spectators were few, relations, one or two local friends, and the servants (зрителей было мало, родственники, один – двое соседей и слуги; spectator – наблюдатель; очевидец; зритель; relation – отношение; связь; родственник; родственница); Sir Leopold sat in the front seat (сэр Леопольд сел в переднем ряду: «на переднее сиденье»; to sit), his full and still fur-collared figure largely obscuring the view of the little cleric behind him (его полная фигура – к тому же он все еще был в пальто с меховым воротником – почти совсем загородила сцену маленькому священнику позади него; collar – воротник; to obscure – затемнять; загораживать; cleric – духовное лицо); but it has never been settled by artistic authorities whether the cleric lost much (но театральная критика: «артистические власти/инстанции» так и не определили, много ли потерял священник; to settle – урегулировать; решить; принять решение; to lose).

 Father Brown, though he knew every detail done behind the scenes, and had even evoked applause by his transformation of a pillow into a pantomime baby, went round to the front and sat among the audience with all the solemn expectation of a child at his first matinee. The spectators were few, relations, one or two local friends, and the servants; Sir Leopold sat in the front seat, his full and still fur-collared figure largely obscuring the view of the little cleric behind him; but it has never been settled by artistic authorities whether the cleric lost much.