- Мам, не плачь, он вернется, - она впервые назвала ее мамой. Холли подняла голову, делая вид, что не заметила этого, - прости меня за все годы унижения. Я должна вести себя, как взрослеющий человек, а не трехлетний ребенок, - Холли улыбнулась.
- Это Флора тебя этому научила, или Бетти?
- Я сама это поняла, - Холли стерла слезы.
- Я горжусь тобой, надеюсь, это мир, - она протянула ей руку, та ее пожала. С того дня в их доме был действительно настоящий мир, не рисованный, только в этой картине не хватало Гарри, но они верили, что он вернется когда-нибудь.
Холли писала в кабинете отчеты, Кэрри готовила ужин, мальчики помогали ей, когда позвонили в дверь. Кэрри, зная, что Холли занята, побежала открывать дверь. Она открыла дверь и увидела кого-то с прикрытым лицом корзинкой с цветами и яблоками. Гарри поставил ее на порог, Кэрри быстро обтерла руки об фартук.
- Кэрри, кто пришел? – услышал он голос Холли.
- Мам, это папа приехал, - он вошел в дом, увидев Холли.
- Гарри Хомс, я убью тебя! – смеясь, сказала она, - Я так ждала тебя, - он раскрыл для нее свои объятья и она устроилась в них.
- Прости меня, идиота. Я не понимал, как тебе тяжело, - он поцеловал ее.
- У нас здесь все хорошо. Только тебя не хватало, - он тихо смеялся.
После ужина они оказались в объятьях друг друга. Именно тот факт, что Бетти и Фредди померились, заставили его посмотреть на все другими глазами, и поэтому он вернулся домой. Холли плакала от счастья, когда он обнимал ее. Его пальцы не терпеливо скользили на ее коже, и она впадала в агонию. Холли лихорадочно шептала все нескромные слова, что ей приходили в голову, и еще больше возбуждала его. Только слившись с ней душой и телом, он окончательно признал свою не правоту, выбрасывая белый флаг. Гарри проглотил ее стон, чтобы никто не мог слышать их, ее ногти впились ему в плечи до боли, но это привело его в неописуемый восторг. Всю ночь напролет они занимались любовью, даря друг другу страсть, нежность, любовь, тая друг в друге. Они были свободны от пороков, что зажглись в их душах, они были другими. Свобода текла по жилам в их крови, разжигая все их стремления, давая новые силы для новых свершений. Все возвращалось на свои места.
В комнате пахло яблоками и розами, любовью и желанием. Гарри гладил спину Холли, его больше не преследовал кошмар той ночи, что он провел с Бетти, он не думал об этом. Холодный воздух хлынул в комнату. Звезды мерцали, как драгоценные камни на кубовом гладком покрове. Они были, как будто дети, играющие сами с собой в свои игры, то падая, то скрываясь за дымчатыми полупрозрачными облаками. Полная луна освещала улицу, ярче, чем ночные фонари. Она притягивала к себе и манила, каким-то своим неповторимым волшебством. Падали листья, тихо шелестя, и опускаясь на землю. У них было все, и звезды были благосклонны к ним сегодня…
₪
В тот день, когда он должен был венчаться с этой дрянью, она не хотела думать об этом, она так пыталась не думать об этом, что собрала вещи и уехала на три дня в Брайтон, отвлечься от дурных мыслей. Все газеты пестрели фотографиями и репортажами со свадьбы ее бывшего мужа. Как же она ненавидела его в эти минуты. Сияющие лицо Ребекки напоминало ей о том, что ее свадьба одиннадцать лет тому назад была всего лишь скромным мероприятием, где она облаченная нежно-лиловое узкое платье с длинным шлейфом, счастливая шла к алтарю. Теперь Антонио навсегда потерян для нее, она сама своими же руками отдала его этой нью-йоркской штучке. Что она наделала? Мери-Джейн старалась жить без него, она дописала вторую книгу, неделю назад они пышно отмечали ее издание, она отдала себя галереи, детям, но чувство собственного бездействия не уходило. Жизнь без него была невыносимой, но и жизнь с ним стала бы невозможной. Одни сожаления, ни одного решения, одна боль, ни одного нового чувства. Все слишком запутано, слишком сложно. Конечно, хорошо что он перестал претендовать на Фабрицио, но его фамилию ей пришлось дать. Чувства поглотили ее, поэтому она глушила их в работе. Назад пути не было, ее гордость не позволяла ей простить его, она не могла, как Бетти все простить Фредди, хотя это далось ей слишком тяжело. Нет, овца согрешившая один раз, согрешит еще.