Они поднялись наверх, в его апартаменты. Эдвард обнял ее сзади, целуя в изгиб шеи. В сторону полетело ее платье и нижние юбки, корсет и сорочка. Обнаженные они подошли кровати. Она нетерпеливо привлекла его к себе, наслаждаясь близостью его влажного тела. Она замирала от каждого его жгучего интимного поцелуя, чувствовала рядом с ним себя богиней: желанной и любимой, как когда-то в объятьях мужа. Но в один миг она поняла, что он не с ней. Его тело принадлежит ей, он весь в ней, но его душа, она была не с ней, с другой. Когда он растянулся рядом с ней, привлекая ее к себе, Джорджина гадала о ком, он думает. Она так извелась, что престала замечать, что все, что между ними происходит это просто похоть и не более того. Всю ночь напролет они занимались любовью, и каждый получал то, что хотел. Она - его нежность и крохи страсти, он - ее тело.
Утром она ушла, и он подумал что навсегда. Когда захлопнулась дверь, то пришло раскаяние. Эдвард впервые сожалел о проведенной ночи с женщиной, что он когда-то, как ему казалось, любил ее. После ночи проведенной с Джорджиной он поймал себя на мысли что, находясь в объятьях первой любви, думал о другой женщине, и этой женщиной была его жена, она покорила его сердце. Она была вовсе не холодной, а, скорее всего не опытной. Он должен как можно быстрее оказаться в Хомсбери.
Каролина поняла, что произошло, но сдержала в себе порывы ревности, он вернулся к ней, а значит, та леди для него ничего не значит. Через полгода Эдвард узнал, что Джорджина умерла от крупозного воспаления легких.
Лето 1912.
Мария вышла на террасу, чтобы позавтракать. Ее ждали шоколадные булочки с кофе и домашний сыр. На столе лежала свежая газета, с перечислением всех светских сплетен. Обычно она редко вчитывалась в текст. Просто пробегалась глазами по строкам и мало чего полезного находила для себя. Мария поджала губы, и фарфоровая чашечка разбилась об пол, забрызгав кофе юбку. Отца не было в поместье, а мать общалась с Руфусом и Анной. Виктор был уже в поле, собирая травы. Новое лето не принесло облегчения. Одно она знала точно легкости в их отношениях, больше не будет.
Отец вернулся в Хомсбери рано утром. Сказав доброе утро дочери, он отправился в комнаты жены. Он нашел Каролину в саду, играющей с детьми. Она играла с повязкой на глазах в догонялки, и он подумал, что она отличная мать.
Дети уже разбежались, и Каролина засобиралась домой. Она увидела мужа в тени раскидистого дуба и попыталась избежать с ним встречи, после того, как она догадалась о его измене, ей стало сложно доверять ему. Каролина постаралась быстро его обойти, но Эдвард ловко перехватил ее за талию. Они встретились взглядами. Она прочитала в них что-то ей незнакомое, и ей стало немного не по себе от этого странного взгляда.
- Каролина, - он обратился к ней.
- Да, - выдохнула она.
- Я скучал, - прошептал он, гладя ее талию.
- Настолько что проводили время в обществе другой женщины! – она вырвалась из кольца его рук.
- Вы все не правильно поняли! – воскликнул он.
- Вы оправдываетесь, значит, я все правильно поняла. Уходите! – резко сказала она.
- Каролина, я все вам объясню.
- Ах, оставьте меня, мне не нужны ваши объяснения, - она сделала шаг в сторону дома.
- Постойте, нам надо поговорить!
- Нам не о чем с вами говорить! – она подобрала свои юбки и живо зашагала.
В течение трех дней Эдвард скучал, но не оставлял надежды завоевать доверие жены. Каждое утро он собирал букет полевых цветов, которые она так любила, и отправлял ей с почтовым голубем. После обеда мальчишка отправлял ей охапки тепличных роз, вечером засахаренных фиалок, как он потом понял ее любимых, а когда солнце заходило за горизонт, и на землю спускалась ночная прохлада, ей приносили через ее горничных стихи лорда Байрона. Он никогда не писал ей сам, просто не мог найти нужных слов. Эдвард еще надеялся, что с помощью романтических подарков сможет растопить ее сердце.
Каролина поняла, что начала сдаваться. Разве не это делали все время герои ее романов. Разве не так рыцари вели себя по отношению дамы сердца. Она пыталась сотни раз написать ему и с голубем отправить послание, но что-то ее каждый раз останавливало и удерживало от этого. Она понимала, что за это время она привязалась к нему как не кому другому.