Английский вояж

— Хорошо, Гарри, учту, — равнодушно ответил Дамблдор, — Аластора тоже поставлю в известность. Он, кстати, принял яд, — оповестил меня дед, — так что постоянно принимает противоядие. В твоем видении, насколько я помню, упоминалось оборотное из фляжки, — продолжил дед, — так вот, сейчас Аластор также постоянно пьет из нее, но могу тебя заверить — там противоядие а не оборотное.

Блин, Муди все таки псих, как не крути, подумал я, принимая к сведению предупреждение. Мне, с запасом времени и возможностью все отменить и то неуютно. А этот деятель, принял что–то явно лютое, вообще не факт что выводимое и в ус, по причине их отсутствия, не дует.

— Кстати, директор, — решил я уточнить один момент, — а что с студентом Хаффлпаффа, общавшимся с Тарановским?

— Мистер Уоллис был под ментальным воздействием, — ответил дед, — он сообщил мистеру Тарановскому ряд не соответствующих истине деталей о мисс Уизли, — традиционно наводил тень на плетень Дамблдор, — да, Гарри, мистер Тарановский покинул Хогвартс и передавал тебе и мисс Уизли свои сожаления об инциденте.

— Насколько далеко послал? — с интересом уточнил я.

— Не настолько, как ты себе представляешь, мальчик мой, — несколько ожил дед, — на самом деле, он и вправду сожалеет о случившемся, хотя, как понятно, никаких извинений не принес.

На что я покивал. В принципе — разумно, повелся на развод, распустил руки, получил с процентами в ответку. Извиняться тут — уже себя унижать, ну а выразить «сожаление» вполне разумно и достойно.

Впрочем, зырканье на меня болгар исподлобья эти сожаления не отменили. Да и Каркаров, вернувшийся в Хог, так же старался воспроизвести пушечный залп, тяжестью взгляда.

Ну, пусть зыркают, мне не жалко. Пока гадостей не делают, решил я, избавляясь от десятка так называемых «спонтанных проклятий», также известных как сглаз. Вещь не очень опасная, если не запускать и хотя бы раз в неделю «чиститься» специфическим ритуалом.

Ну и поймал я Грейнджер, да и засел с ней с модификацией щитовых чар. В итоге, ни хера мы их не модифицировали: учитывая вариабельность воздействия, форму щита и прочее — надо было создавать заклинание. Новое, чтоб его.

Впрочем, как выяснилось, дело это не сказать чтобы чрезмерно сложное. Сложно создать заклинание из одного, максимум двух слов. А вот длинный речитатив, подкрепленный размахиванием палкой по сложной траектории, описывающий, пусть приблизительно, то что заклинание делает — сложно, но вполне осуществимо даже студентами.

Да и для понимания мне это было небезынтересно, да и с чертовой нумерологией, черт возьми, разобраться. В итоге, сломав мозги со смещением, да и вызвав массу кривотолков злобными мордами лиц, незадолго до второго тура мы сотворили заклятье.

Была это линза, два с половиной метра диаметром и метровой высоты. То есть, в ней нужно было лежать. Пропускала она сквозь себя кровь создателя, соответственно и кровавый артефакт. «Сердцевину» же моего хлыста пришлось сместить к рукояти, потому как или выходил совсем лютый речитатив, чуть ли не с брейк–дансом, либо я нахрен из линзы вываливался.

Само же заклятье, вызывало гордость как у меня, так и у Грейнджер: «Принцепс перге куленс». Всего три слова, да и жест палочкой в виде двуугольника.

Вообще, как оказалось на практике, заклятья можно было произносить и на английском, да хоть на суахили. Но было два фактора — как ни удивительно, древность и неизменность языка благотворно влияли на магию. Вдобавок, был момент подсознательной уверенности в магичности слов. В латынь подсознание верило, а вот в современный английский не очень. Вроде бы фигня, но маназатраты отличались в несколько раз, причем в пользу латыни, как понятно. Возможно, кельтский был бы не хуже, но работала и латынь, так что пофиг, нас и так все устраивало.

Так что к Черному озеру я подходил достаточно спокойный и собранный. Дед домовиком выдернул меня с Джинни, попросил войти в его престарело–помирающее положение, девочке погрузиться в стазис и не бузить, ну а мне, соответственно, её спасать, так же не предаваясь бузе. С чем мы и согласились, благо шоу, как известно, должно идти.

На берегу озера отгрохали деревянную платформу, соорудили мостки для утопления чемпионов. Ну и об скамейках для зрителей не забыли, что также было не плохо. Над мостками, метрах в трех висела хитрая иллюзия, демонстрирующая сейчас богатый внутренний мир Черного озера.

Хитрость же её заключалась в том, что это был плоский круглый экран, двумерный на вид. При этом, он был повернут лицом к каждому, кто на него смотрел. Понять это надругательство мне помогло лишь понимание, что это все же иллюзия, а не материальный объект.

На мостках, к моменту моего прибытия, демонстрируя синевой и пупырками, что не май месяц, поджидала легкая эротика. Была она Маринычем в плавках и де ля паразиткой в купальнике. Паразитка, несмотря на свою двуличную природу, формами (в отличие от синевы и пупырок) взор радовала. Мариныч не радовал вообще, так что шел бы он на хер.

Бэгмен, скривившийся от моего «Приветик, Людди!», начаровал сонорус и заорал: