Английское право

В Англии дело обстояло, конечно, именно так. Еще столетия до того, как сильные англо-нормандские короли начали издавать свои «ассизы» или ордонансы (фактически древнейший вид закона в Англии), в судебных собраниях мудрые мужи или старцы «вершили приговоры», которые были предшественниками позднейших решений королевских судей в разъезде. До учреждения парламента в XIII веке издание законов происходило редко, но и после этого парламент еще в течение ряда веков принимал немного новых законов. Даже теперь, несмотря на лихорадочную деятельность парламента, ежегодный итог его законодательной деятельности составляет обычно по объему не более одной шестой судебных отчетов, содержащих решения судей за тот же период, причем весьма вероятно, что эти отчеты содержат не более одной десятой всех решений, вынесенных даже судьями высших инстанций. Однако надо заметить, что годовые выпуски парламентских актов содержат лишь публичные акты, т. е. такие, которые относятся к обществу в целом, тогда как частные акты, относящиеся к местным или частным делам, могут быть получены на королевском печатном дворе только по специальной заявке. Несмотря на эти обстоятельства и несмотря на растянутость и запутанность многих парламентских актов, можно с достаточным основанием утверждать, что право, основанное на законе, менее обширно, меньше по объему, если учесть важность разрешаемых им задач, чем право, основанное на судебной практике.

С этим тесно связано кардинальное различие в толковании судебных решений и законов. Человек, изучающий английскую судебную практику, редко обнаружит в судебных решениях, составляющих основу права, творимого судами, какой-либо принцип, выраженный в ясных и простых терминах. Впрочем, это представляет скорее национальную особенность, чем черту, характерную для всякой судебной практики. В некоторых странах судьи постоянно предпосылают своим решениям изложение тех норм или принципов, которые они, по их мнению, применили; нередко указывалось, что английские судьи должны были бы делать то же самое, но фактически они этого не делают. Вследствие этого адвокат, ссылающийся на отчет о каком-нибудь решенном деле в виде аргумента в пользу своего клиента, должен найти принцип, лежащий в основе вынесенного решения, или, как его называют – ratio decidendi. Это требует сложного процесса, который едва ли можно описать во всех подробностях, но который должен охватывать, как говорилось раньше, множество соображений, например, относящихся к обстоятельствам дела, к аргументам, выдвинутым представителями обеих сторон, к состоянию права в тот момент, когда было вынесено решение и т. д. Надо в особенности запомнить, что ratio decidendi каждого данного случая может быть выражено в решениях двух, трех и более судей, причем подчас растянутых решениях, которые дают разные обоснования одного и того же вывода.

Совершенно другая задача, по крайней мере в теории, стоит перед интерпретатором закона. Он должен применить не ratio decidendi, a litera legis, т. е. он должен руководствоваться точными выражениями закона. И если только в законе нет ясных указаний на то, что употребленные в нем термины имеют специальное или техническое значение, то он обязан толковать их в их обычном или словарном значении. Поэтому, в то время, как интерпретация судебной практики едва ли может быть произведена кем-нибудь кроме опытных юристов, предполагается, что смысл закона может быть понят каждым образованным человеком. На этом предположении основывается в значительной степени требование кодификации, т. е. подведения общего итога существующего права в форме закона или законов.

Однако, такое требование правильно только до известной степени. Оно может быть правильно в отношении законов в форме королевских указов (современных преемников прежних ассиз, ордонансов, повелений и других видов королевского или «верховного» законодательства) и постановлений муниципалитетов и корпораций, которые обычно составляются опытными специалистами, принимаются в спокойной обстановке и относятся к очень ограниченному кругу предметов.