Англо-Бурская война (1899–1902)

Так закончился наш разговор, однако в течение прошедших семнадцати лет я видел непрерывную пропаганду свержения британской власти в Южной Африке всеми возможными способами (в прессе, с кафедры, с трибуны, в школах, колледжах, законодательных органах), пока она не привела к войне, которой мистер Рейц и его соратники являются источником и причиной. Поверьте мне, день, когда Ф. в. Рейц сел писать ультиматум Великобритании, был в его жизни моментом гордости и счастья, которого он долгие годы ждал со страстью и предвкушением».

Сравните эти высказывания голландских политиков из Капской колонии и Оранжевой Республики со следующим фрагментом речи, произнесенной Крюгером в Блумфонтейне еще в 1887 году.

«Полагаю, сейчас слишком рано говорить об объединении Южной Африки под одним флагом. Каким должен быть этот флаг? Королева Англии возражала бы против спуска ее флага, и мы, бюргеры Трансвааля, возражаем против спуска нашего. Что же делать? Мы еще малы и не имеем прочного положения, но мы растем и завоевываем свое место среди великих держав мира».

«Мечта нашей жизни, – говорил другой, – объединение государств Южной Африки, и это должно произойти изнутри, а не снаружи. Когда дело будет закончено, Южная Африка станет великой».

Во всех голландских головах постоянно одна и та же теория, со всеми признаками того, что ее готовятся воплотить в жизнь. Повторяю, честнейший и самый объективный из историков не может отмести существование тайной организации как миф.

На это могут возразить: они имели право на любые организации. Почему у них не должно быть собственных взглядов на будущее Южной Африки? Почему бы им не стремиться иметь общий флаг и один общий язык? Почему им не следовало, при возможности, склонить на свою сторону наших колонистов и сбросить нас в море? Я не вижу таких причин. Пусть попробуют, если хотят. А мы попробуем не позволить им этого. Но давайте положим конец разговорам о британской агрессии, о замыслах капиталистов относительно месторождений золота, об ошибках простых людей, которыми прикрывают суть дела. Пусть те, кто говорит об умыслах Британии против бурских республик, на минуту обратят внимание на свидетельства замыслов этих республик против британских колоний. Пусть они поразмышляют о том, что при одной системе все белые люди имеют равные права, а при другой – меньшинство выходцев из одного народа подвергает гонениям большинство людей другого происхождения, и тогда пусть они решат, при какой системе обеспечивается истинная свобода, кто стоит за свободу для всех, а кто за реакционность и национальную вражду. Пусть они подумают, а потом решат, кому отдать предпочтение.

Оставляя на время широкие вопросы политики и отвлекаясь от военных суждений, которым скоро суждено будет приобрести жизненно важное значение, вернемся к развитию событий в дипломатической борьбе между правительством Трансвааля и Министерством по делам колоний. Как уже говорилось, 8 сентября в Преторию было направлено последнее официальное обращение с минимальными условиями, которые британское правительство могло принять как достаточные для облегчения положения своих подданных в Трансваале. Был затребован четкий ответ, и народ ожидал его с мрачным терпением.

Страна не питала иллюзий относительно трудностей войны с Трансваалем. Было совершенно ясно, что нас ждет мало чести и много проблем. Первая бурская война еще терзала наши души, и мы помнили об отваге неукротимых бюргеров. Однако наши люди, при всей мрачности их настроения, чувствовали решимость, так как национальный инстинкт выше мудрости политиков, что и позволило им увидеть не локальный конфликт, а проблему, от решения которой зависит само существование империи. Предстояла проверка ее сплоченности. В мирное время люди произносили за империю тосты. Было ли это бессмысленной тратой вина или готовностью во время войны пролить за нее свою кровь? Неужели мы действительно создали ряд отдельных стран без общих чувств и интересов или империя – органическое целое, способное испытывать единый порыв и объединяться в решительный момент как несколько государств содружества? Так стоял вопрос, и от ответа на него в значительной степени зависело будущее всего мира.