Англо-бурская война. 1899-1902

К тому же представьте себе, какое постоянное раздражение будет вызывать у свободного прогрессивного человека (американца или англичанина) то, что над ним будет стоять неограниченная власть органа, состоящего из двадцати пяти человек, двадцать один из которых был публично и доказательно обвинен во взяточничестве по делу «Селати рейлвей компани». Эти люди отличались кроме порочности еще и безграничным невежеством. В печатных сообщениях о фольксрааде рассказывалось об их убежденности, будто использование зарядов динамита, чтобы прекратить дождь, есть стрельба в Господа; что истреблять саранчу – нечестиво; что не следует использовать какое-то определенное слово, потому что его нет в Библии; а стоячие почтовые ящики – расточительство и баловство. Со стороны подобные obiter dicta[18] могут забавлять, однако они совсем не смешны, когда исходят от диктатора, определяющего условия твоей жизни.

Тот факт, что уитлендеры были всецело заняты правым делом, говорит о том, что они не просто увлекались политикой, а стремились принимать участие в управлении государством только для того, чтобы сделать более сносными условия собственной работы и повседневной жизни. Насколько сильной была необходимость в таком вмешательстве, каждый здравомыслящий человек может понять, прочтя список их претензий. При первом взгляде буров можно было бы счесть за поборников свободы, однако при более внимательном знакомстве стало понятно, что в действительности они отстаивают, причем в форме исключительного давления, все, что история считает неприемлемым (так показывают себя избранные ими руководители). Их понимание свободы эгоистично, и они последовательно притесняют других более серьезно, чем те, против которых когда-то сами восстали.

С повышением значения рудников и увеличением количества горнодобытчиков обнаружилось, что ограничение прав в политической жизни одну часть космополитически настроенных масс задевало больше, чем другую, в зависимости от того, к какой степени свободы их приучили институты государств, выходцами которых они являются. Европейские уитлендеры легче переживали то, чего американцы и британцы не могли выносить. Американцев, однако, было совсем немного, поэтому именно на британцев легла основная тяжесть борьбы за свободу. Кроме того, что британцев было больше, чем всех остальных уитлендеров вместе взятых, существовали и другие причины, заставлявшие их чувствовать унижения острее, чем представителей любого другого народа. Во-первых, многие британцы являлись британскими южноафриканцами и знали, что в соседних странах, где они родились, введены самые либеральные законы для соплеменников тех самых буров, которые отказывают им в праве заниматься канализацией и водопроводом. И с другой стороны, каждый британец знал, что Великобритания заявила о своем верховенстве в Южной Африке, и поэтому ему казалось, что родная страна, на защиту которой он рассчитывал, смотрит сквозь пальцы и молча соглашается с ненормальным положением. Как граждан властной державы их особенно уязвляла политическая зависимость. Британцы, таким образом, являлись самыми последовательными и активными из борцов.

Однако дело нельзя считать справедливым, если не излагается точка зрения и доводы противоположной стороны. Буры, как было кратко показано, потратили много сил, чтобы основать собственную страну. Они долго шли, усердно работали и отважно сражались. После всех этих усилий им было суждено увидеть наплыв в свою страну иноземцев, притом весьма подозрительных, которых стало больше, чем их самих. Если предоставить им избирательное право, нет сомнений, что если сначала буры и будут иметь большинство голосов, то впоследствии иноземцы возьмут верх и изберут собственного президента, который может повести политику, неприемлемую для первоначальных хозяев этой земли. Должны ли буры при помощи тайного голосования упускать победу, которую они завоевали оружием? Благородно ли ожидать этого? Эти иммигранты приехали за золотом. Они получили его. Их компании окупились на сто процентов. Разве этого не достаточно, чтобы удовлетвориться? Если им не нравится эта страна, почему они не уезжают? Никто не заставляет их жить здесь. Но если они остаются, пусть будут благодарны, что их вообще терпят, и пусть не смеют вмешиваться в законы тех, по чьей любезности их пустили в страну.

Вот честное изложение позиции буров, и по первому впечатлению непредвзятый человек может сказать, что в ней много справедливого; но более внимательное рассмотрение покажет, что, хотя в теории она, возможно, и логична, однако на практике – несправедлива и нереалистична.