Аня из Авонлеи

— Я подумал об этом однажды вечером в еловом лесочке, — начал он мечтательно. — Конечно, я не верю в это, а только так думаю. Вы ведь понимаете. А потом мне захотелось об этом кому-нибудь рассказать, но здесь не было никого, кроме Мэри. Она была в кухне, замешивала тесто. И я сел на скамью рядом с ней и сказал: "Мэри, знаете, о чем я думаю? Я думаю, что вечерняя звезда — это маяк на той земле, где живут феи". А Мэри ответила: "Ну и чудной же ты. Никаких фей на свете нет". Я очень рассердился. Я и сам знаю, чтофей не существует, но это не мешает мне думать, что они есть. Вы ведь понимаете. Но я сделал еще одну попытку. Я сказал: "Ну, а знаете, Мэри, что я еще думаю? Я думаю, что после захода солнца на землю спускается ангел — огромный, высокий белый ангел с серебряными крыльями — и поет колыбельные цветам и птицам. Дети могут услышать его, если знают, как слушать". Тогда Мэри подняла вверх руки, все в тесте, и сказала: "Да что ты за странный мальчишка! Ты меня пугаешь". И она действительно казалась испуганной. Тогда я выбежал из дома и шепотом рассказал саду обо всех остальных моих мыслях. Там, в саду, есть маленькая засохшая березка. Бабушка говорит, что это соленые брызги моря погубили ее, но я думаю, что просто дриада, которая жила в этом деревце, была глупенькой. Ей захотелось взглянуть на мир, и она убежала и заблудилась. А деревцу было так одиноко без нее, что оно умерло от разбитого сердца.

— А когда бедной легкомысленной дриаде наскучил мир и она вернулась к своему погибшему деревцу, разбилось и ее сердце, — сказала Аня.

— Да. Но дриады должны нести ответственность за последствия своих поступков, точно так же, как если бы они были людьми, — заметил Пол веско. — А знаете, что я думаю о молодом месяце? Я думаю, что это золотая лодочка, полная снов.

— И когда она зацепляется за облако, некоторые из них выплескиваются за борт и падают к спящим.

— Да-да, именно так. Вы ведь все знаете. А еще я думаю, что фиалки — это маленькие лоскутки неба, которые упали на землю, когда ангелы прорезали в небе дырочки, чтобы через них сияли звезды. А лютики сделаны из старых солнечных лучей… А когда душистый горошек попадет на небеса, он превратится в в бабочек… Вы видите что-нибудь странное в этих мыслях?

— Нет, милый, они совсем не странные; они удивительные и красивые, особенно в устах маленького мальчика, и потому люди, которые сами не могут придумать ничего подобного, даже если будут стараться не одну сотню лет, находят их странными. Но продолжай думать так, Пол… Я уверена, что когда-нибудь ты станешь поэтом.

Вернувшись домой, Аня столкнулась с мальчиком совершенно другого типа. Дэви нужно было уложить спать. Он сидел с надутым видом, а когда Аня помогла ему раздеться, прыгнул в постель и уткнулся лицом в подушку.

— Дэви, ты забыл прочитать молитву, — заметила Аня с упреком.

— Нет, не забыл, — отвечал Дэви с вызовом. — Просто больше я молитву не читаю! И даже не буду пытаться быть хорошим, потому что, как я ни старайся, все равно тебе больше нравится Пол Ирвинг. Так что уж лучше я буду плохим. Зато хоть весело будет.

— Нет, это неправда, будто я люблю Пола больше, чем тебя, — сказала Аня серьезно. — Я люблю тебя так же сильно, но только по-другому.

— А я хочу, чтобы ты любила меня, как его, — надул губы Дэви.

— Нельзя одинаково любить разных людей. Разве ты любишь меня и Дору одинаково? Ведь нет?

Дэви сел на постели и задумался.

— Э… э… н-нет, — признал он наконец. — Я люблю Дору, потому что она моя сестра, а тебя, потому что ты… это ты.

— А я люблю Пола, потому что он Пол, а Дэви, потому что он Дэви, — сказала Аня весело.

— Ну ладно, тогда я, пожалуй, буду читать молитву, — сказал Дэви, сраженный этой железной логикой. — Только сейчас неохота вставать, раз уж лег. Утром прочитаю два раза. Как ты думаешь, ведь это все равно?

Нет, Аня была решительно убеждена, что это не все равно, и потому Дэви выкарабкался из постели и опустился на колени. Прочтя молитву, он откинулся назад, опустившись на свои босые темные пятки, и взглянул вверх на Аню:

— Аня, я уже лучше, чем был прежде.

— Да, это правда, Дэви, — сказала Аня, которая всегда без колебаний отдавала должное каждому.

— Я сам знаю, что стал лучше, и скажу тебе, как я об этом узнал. Сегодня Марилла дала мне два куска хлеба с маслом и вареньем — один для меня, другой для Доры. Один кусок был гораздо больше, а Марилла не сказала, который из них мой. Но я отдал больший кусок Доре. Я хорошо поступил, правда?

— Очень хорошо и именно так, как подобает мужчине, Дэви.

— Хотя, конечно, — признал Дэви, — Дора была не очень голодная; она съела только половину своего куска, а остальное отдала мне. Но я же не знал, что она это сделает, когда давал ей больший кусок, так что, значит, я все-таки был хорошим.