Аня из Зеленых Мезонинов

— Мы и так богаты, — сказала Аня решительно. — Нам шестнадцать лет, и впереди целая жизнь, мы счастливы, как королевы, и у всех нас более или менее богатое воображение. Посмотрите только на море, девочки! Само серебро, и тени, и фантастические образы… Мы не могли бы лучше насладиться его прелестью, если бы даже имели миллионы долларов и бриллиантовые ожерелья. И сами вы не поменялись бы местами ни с одной из этих дам, если бы даже могли. Хотелось бы вам быть этой девицей в белых кружевах и всю жизнь ходить с таким кислым выражением, как будто вы родились, только чтобы задирать нос и презирать целый свет? Или этой дамой в розовом, которая, конечно, и добрая, и милая, но такая низенькая и толстая, что у нее совсем нет фигуры? Или даже миссис Эванс с таким печальным-печальным выражением глаз? Она, должно быть, иногда ужасно несчастна, раз у нее такой взгляд. Ты сама знаешь, Джейн, что не поменялась бы местами ни с одной из них!

— Ну… не знаю… — сказала Джейн неуверенно. — Я думаю, что бриллианты могут неплохо утешить человека.

— Нет, я не хочу быть никем, кроме себя самой, даже если на всю жизнь останусь без бриллиантового утешения, — объявила Аня. — Я вполне довольна тем, что я — Аня из Зеленых Мезонинов со своей ниткой жемчуга. Я знаю, что Мэтью дал мне вместе с ней столько любви, сколько никогда не получала ее милость, дама в розовых шелках со своими бриллиантами.

Глава 34 Семинаристка

Следующие три недели в Зеленых Мезонинах кипела работа: Аня готовилась к отъезду в семинарию, и нужно было многое обсудить и устроить, многое сшить и собрать. Анин гардероб был красивым и разнообразным, об этом позаботился Мэтью, и на этот раз Марилла не высказывала никаких возражений, что бы он ни покупал. Более того… Однажды вечером она поднялась в комнатку в мезонине, держа в руках отрез тонкого бледно-зеленого материала.

— Аня, вот, это на легкое нарядное платье. Конечно, я не считаю, что оно так уж необходимо: у тебя полно красивых платьев; но я подумала, что, может быть, тебе хотелось бы иметь что-нибудь особенно нарядное, на случай если тебя в городе куда-нибудь пригласят, на вечеринку или что-нибудь в этом роде. Я слышала, что Джейн, Руби и Джози сшили "вечерние платья", как они выражаются, и я не хочу, чтобы ты от них отставала. На прошлой неделе я попросила миссис Аллан съездить со мной в город, чтобы помочь мне выбрать ткань, а шить отдадим Эмили Джиллис. У Эмили неплохой вкус, и в шитье с ней никто не сравнится.

— Ах, Марилла, ткань — просто прелесть! — воскликнула Аня. — Я так вам благодарна! Вы так добры ко мне, что от этого мне с каждым днем все труднее оторваться от дома.

Зеленое платье было сшито с таким количеством складочек, оборочек и сборочек, какое только позволял неплохой вкус Эмили. Однажды вечером, желая доставить удовольствие Мэтью и Марилле, Аня надела его и продекламировала перед ними в кухне "Обет девушки". Глядя на прелестное оживленное лицо и грациозные движения Ани, Марилла в мыслях вернулась к тому вечеру, когда Аня впервые приехала в Зеленые Мезонины, и в памяти живо возник образ странного, испуганного ребенка в нелепом и тесном желтовато-коричневом платье из грубой ткани, с горьким разочарованием в глазах, полных слез. От этих воспоминаний у самой Мариллы слезы навернулись на глаза.

— Каково! Моя декламация заставила вас плакать, Марилла, — сказала Аня весело, склоняясь над Мариллой, чтобы запечатлеть легкий поцелуй на ее щеке. — Вот это можно назвать подлинным триумфом!

— Нет, я плакала не над тем, что ты читала, — сказала Марилла, которая сочла бы ниже своего достоинства поддаться такой слабости из-за какой-то "поэтической чепухи". — Я не могла не вспомнить, какой маленькой девочкой ты была, Аня. И мне захотелось, чтобы ты навсегда осталась маленькой девочкой, пусть даже со всеми твоими чудачествами. Теперь ты выросла и уезжаешь… Ты кажешься такой высокой и элегантной и такой… такой… совершенно другой в этом платье, как будто ты совсем не из Авонлеи… и мне от этого всего так грустно.

— Марилла! — Аня присела у колен Мариллы на краешек ее полосатого платья, обеими руками взяла ее морщинистое лицо и серьезно и нежно взглянула ей в глаза. — Я ничуть не изменилась… ничуть. Я только, как дерево, выросла и раскинула ветви. Мое настоящее Я… здесь, в глубине… осталось тем же самым. И таким и останется, куда бы я ни поехала и как бы сильно ни изменилась внешне; в душе я всегда буду вашей маленькой Аней, которая будет с каждым днем все глубже и сильнее любить вас, и Мэтью, и дорогие Зеленые Мезонины.

Аня прижалась своей свежей, юной щекой к морщинистой щеке Мариллы и протянула руку, чтобы погладить по плечу сидевшего рядом Мэтью. Многое бы дала Марилла в эту минуту, чтобы иметь Анину способность изливать чувства в словах; но натура и привычка решили иначе — и она могла только обнять крепче свою девочку и нежно прижать ее к сердцу, желая, чтобы никогда не пришлось отпускать ее от себя.