Аня Каренина

«Аня Каренина. Нет. Слишком просто».

«Анна Алексеевна Каренина. Нет. Сразу воображается мама в своем кресле на колёсах!»

«Анечка Каренина. Тьфу! Как дура!»

Ещё она всю дорогу разглядывала своё отражение. Сначала в окне автобуса, потом в витринах магазинов и ларьков возле метро, затем в вагоне — и не уставала удивляться и радоваться своему преображению.

«Всё-таки как много значит одежда, — размышляла Аня. — Вот я сижу в других брюках и маечке, причёсанная, нормально накрашенная! И уже другой человек. Люди по-другому на меня смотрят. Вернее сказать, никто не оборачивается на меня, как обычно. Мол… пугало, или оборванка, или нищенка… Как же мне выбраться из всего этого дерьма?» Аня принялась разглядывать мужиков в вагоне. Все как один — полное ничтожество. Лица тупые, одежда грязная, руки заскорузлые, грибками изъеденные! «Приличные мужики в метро не ездят, — пришла к выводу Аня. — Где же мне найти себе… — она затруднилась с подбором определения, — …мужа, что ли?»

От такой напряжённой «мозговой атаки» у Карениной-младшей разболелась голова.

— «Лиговский проспект», следующая станция «Достоевская»! — монотонно объявил голос, и Аня затолкалась к выходу.

Сердце бешено колотилось.

«А что, если меня не возьмут? Почему я вообще решила, что меня возьмут? У меня же ни слуха, ни голоса!..» — такие мысли терзали Каренину всю дорогу.

Чем ближе она подходила к клубу, где был назначен просмотр, тем сильнее волновалась. Несколько раз останавливалась, хотела развернуться и поехать домой. Все девушки, которые шли в одном с ней направлении, казались соперницами-претендентками. Аня оценивала их фигуру, лица, одежду. Иногда ей казалось, что шансов у неё нет совсем, иногда — что всё будет в порядке, что если уж не солисткой, так в подтанцовку её должны взять точно.

[+++]

Возле ночного клуба было столпотворение. Вся площадка заставлена машинами.

Аня увидела, что многие пришли с родителями, и ощутила глубокую внутреннюю досаду. Постепенно она начинала ненавидеть свою мать за тот разнос, который та учинила утром. Главное непонятно, почему? Вон почти все с мамами-папами! Родители небось дочкам даже шмоток специально купили, сводили к парикмахеру, визажисту!

Возле клуба выставили заграждения, образовывавшие узкий коридор. Толпа девиц могла сравниться только с утренней давкой возле дверей перегруженных станций метрополитена. На небольшой площадке перед входом в коридор тусовались два здоровенных охранника и тётка в форме и ещё какой-то жирный мужикашка, беспрестанно вытиравший лоб платочком.

— Ты, ты и ты — проходите, — то и дело повторял он тонким ломающимся голоском.

Аня оказалась перед первым «оценщиком». Едва скользнув по ней глазами, он ткнул толстым белым пальцем и пискнул «ты», Каренина стремглав бросилась в проход.

— Фу-ух! — вырвался у неё вздох облегчения.

Впереди толкалась девушка в супермодном джинсовом костюме со стразами, держащая в руке серебристый мобильник, она с ловкостью угря и настойчивостью акулы прокладывала себе дорогу в толпе, а за ней семенил вонючий, как трёхдневные Стивины носки, дядька, занудно повторяющий:

— Главное, не забудь сказать, что ты Маша Гостинская! Но не говори, что я по поводу тебя звонил! Может неудобно получиться…

— Ай, папа, отстань! — капризно топнула ногой девица. — Всё равно тут никого приличнее нету! Вон посмотри — у той ноги кривые, а у той жопа толстая, та со своей рожей может только ночным сторожем устроиться!

— Всё равно, Маша, не забудь сказать, что ты — Гостинская…

Каренина почувствовала ненависть ко всем, кто стоял рядом, ко всему миру. Слёзы снова навернулись ей на глаза, она повернулась, чтобы уйти, но в последний момент эта же злость заставила развернуться и идти к дверям.

Она следовала за ставшей самой ненавистной в мире парой — семьёй Гостинских — полная ненависти, жалея, что у неё нет с собой пузырька с серной кислотой, чтобы облить эту маленькую сучку, которая понятия не имеет, что такое жизнь! Аня вложила в работу локтями всю свою обиду, думая о мерзких тряпках, в которые утром её заставили одеться, об орущих отпрысках Стивы и Долли, о своей вечно недовольной матери.

Возле самой двери Аня догнала папашу Гостинского и попыталась его обойти, но его необъятная жирная спина застряла в толпе как пробка в бутылке и протиснуться мимо неё не было никакой возможности. Аню прижали к этой вонючей, мокрой от пота туше, и вдруг она почувствовала, что её живот упирается во что-то твёрдое и квадратное. «Кошелёк!» — мелькнуло в голове. Перед Аниными глазами резко возникли витрины «Гостиного Двора», куда она всегда заходит перед секонд-хендом, чтобы посмотреть на новую модную одежду. Заходит как в музей на экскурсию, чтобы узнать хотя бы приблизительно, что сейчас носят.