Аня Каренина

Всё это Максим говорил, внимательно глядя на дорогу.

Карениной словно киянкой по голове шарахнули.

Она сидела молча до самого «Гостиного Двора».

Кити… А что, если попросить его пойти с ней к Кити? А ЧТО, ЕСЛИ ОН ПОЙДЁТ С НЕЙ К КИТИ?!

— Максим… — она положила руку ему на колено, тот дёрнул ногой. — Знаешь, у моей лучшей подруги сегодня день рождения… — Каренина старалась говорить как можно проникновеннее, — пожалуйста, если всё так, как ты говоришь, пойдём со мной.

Тот улыбнулся, молчал несколько секунд, потом кивнул головой:

— Ладно, зайду. А что там будет?

На секунду Ане показалось, что в его голосе прозвучала откровенная досада, но она тут же отогнала от себя эту мысль. Досада никак не вписывалась в общий идеальный итог этого дня.

— Да так… Посидим немного, потом в клуб поедем.

— В какой?

— Ну, не знаю… — Аня покраснела, она даже точно не знала, поедут ли они куда-нибудь. — Так давай встретимся в половине восьмого у Ледового дворца?

— Давай. У тебя есть бумага и ручка?

— Зачем? — испуганно спросила Аня.

— Ну, я тебе свой телефон напишу, мало ли что.

Максим смотрел на неё в упор, брови его были подняты, а глаза немного вытаращены. Аня почему-то почувствовала себя жутко неловко и принялась рыться в своём рюкзаке, хотя точно знала, что ни ручки, ни бумаги там нет.

— Не ищи. У меня есть, — совсем уже мрачно сказал Максим и полез в бардачок.

У Ани совсем было испортилось настроение. Они подъехали к «Гостиному Двору». Скомканно попрощавшись, Каренина засунула бумажку с телефоном в рюкзак, но в тот момент, когда рука её легла на дверную ручку, Аня вдруг подняла глаза и увидела, что прохожие оглядываются на машину Максима. Внутри всё возликовало, в ушах зазвучала громкая музыка, и Аня Каренина, гордая, красивая, шикарная девушка выплыла из сверкающей спортивной машины, неся себя как королеву на зависть толпе.

Перед ней раскинулся, открылся недосягаемый до настоящего момента мир красивых дорогих витрин. У Карениной-младшей на глаза навернулись слёзы. Вне себя от гордости, сияя жизненной силой и оптимизмом, она спустилась в платный туалет, где торжественно извлекла из себя презерватив с деньгами. Первым, что она приобретёт, будет кошелёк!

Подойдя к стеклянным витринам, Аня почувствовала, что пол уплывает из-под её ног. Она ведь может взять и запросто что-то навороченное купить!

— Что-нибудь вам подсказать? — раздался любезный голос над ухом.

Аня не сразу поняла, что обращаются к ней. Её реакция на доли секунды сработала негативно. Обычно так к ней обращались продавцы, желая избавиться от нищей девицы, которая, понятно, ничего не будет покупать, а то ещё стащит что-нибудь, не дай бог. Каренина подняла глаза и увидела, что тётенька ей… улыбается! Знает, что у Ани есть деньги! Как это удаётся продавцам? Всегда безошибочно угадывать, действительно человек может что-то купить или так просто глаза мозолит.

— Мне кошелёк… — начала Аня.

— Кошелёк или портмоне? Вот смотрите…

А потом был обмен валюты, где Каренину обслужили вне очереди, в отдельном окошечке, как VIP-клиента, а потом стеллажи, прилавки, вешалки, примерка…

Счастье.

Аня вышла из универмага другим человеком. На ней был шикарный джинсовый костюм со стразами, серебристые босоножки на платформе, очки «Гуччи», к поясу пристегнут серебристый телефон, а в руках… То, что Каренина держала в руках, заставляло её в буквальном смысле дрожать от гордости, от необычайной веры в себя — огромный пакет с шикарной дублёнкой.

Аня ехала домой на машине, сидя на заднем сиденье в куче покупок и с улыбкой поглядывая на коробку с огромным блестящим бантом. Она купила в подарок Кити фаянсовую кису-копилку.

Мать-одиночка

У Карениной-старшей выдался на редкость беспокойный день. Для начала Анька преподнесла «сюрприз». Это ж надо было такое придумать! К трём часам дня мучительное подозрение, что дочь, несмотря на своё утреннее «раскаянье», всё равно попрётся на просмотр, окончательно отравило жизнь Карениной-старшей.

Естественным «громоотводом» для любых приступов ярости всех членов семьи обычно выступала Долли.

— Ну вот что ты расселась?

Анна Аркадьевна начала без прелюдий, вкатившись на кухню на «домашнем скейте».

Долли устало посмотрела на свекровь с высоты своей табуретки и ничего не сказала. Сделав глубокую затяжку, она выпустила дым в потолок и отхлебнула из огромной кружки горячего сладкого чаю. Минуты перекура между боями на домашнем фронте — между готовкой и стиркой, между походом в магазин и уборкой — эти минуты священны. Никто не смеет посягать на них.

Однако Анна Аркадьевна, не будучи расположена в настоящий момент считаться с чьими бы то ни было настроениями, а тем более с настроением Долли, совершенно открыто и настойчиво посягала на заслуженное блаженство отдыха своей невестки.

— Сидишь, значит? А Танька твоя там небось уже на обоях рисует!

Долли недовольно посмотрела на свекровь. Ну рисует ребёнок на стенах! И что? Подумаешь! Дети есть дети, их причуд взрослым не понять.

— Она же сказала, что больше не будет, — нервно, но по возможности сдержанно ответила Долли Анне Аркадьевне.