Аня с острова Принца Эдуарда

Сердца, любившие на старый, добрый лад,
Из моды вышли много лет назад, —

залилась насмешливой трелью Фил. — Вот и экипаж. Лечу! Ну пока, две вы мои старомодные душечки!

Когда Фил выпорхнула за дверь, тетя Джеймсина серьезно взглянула на Аню.

— Эта девушка красива, мила и добросердечна, но не кажется ли тебе, Аня, что временами у нее что-то не в порядке с головой?

— О нет, я думаю, с головой у Фил все в порядке, — ответила Аня, пряча улыбку. — Просто у нее такая манера выражаться.

Тетя Джеймсина с сомнением покачала головой.

— Что ж, будем надеяться, что это так. Я надеюсь, Аня, потому что люблю ее. Но понять ее я не могу — она для меня непостижима. Она не похожа ни на одну из девушек, которых я знала, и ни на одну из тех, какими я была сама.

— А сколькими девушками вы были, тетя?

— Примерно полудюжиной, моя дорогая.

Глава 20 Гилберт нарушает молчание

— Такой был скучный, однообразный день, — зевнула Фил и лениво растянулась на диване, предварительно согнав с него двух крайне возмущенных этим котов.

Аня подняла глаза от «Записок Пиквикского клуба»[51]. Теперь, когда весенние экзамены были позади, она могла позволить себе такое удовольствие, как почитать Диккенса.

— Для нас это был скучный день, — заметила она глубокомысленно, — а для кого-то другого — замечательный. Кто-то был вне себя от счастья. А быть может, где-то сегодня произошло великое событие… или была написана великая поэма… или родился великий человек. А чье-нибудь сердце разбилось…

— Зачем ты, милочка, испортила свою приятную мысль, добавив это последнее предложение? — проворчала Фил. — Не хочу думать о разбитых сердцах… и вообще о неприятном.

— Ты полагаешь. Фил, что сможешь всю жизнь избегать неприятного?

— Помилуй, конечно нет. Разве я не имею дело с ним уже сейчас? Нельзя же сказать, что Алек и Алонзо — это нечто приятное, правда? Ведь они просто отравляют мне жизнь!

— Ты никогда ничего не принимаешь всерьез, Фил.

— А зачем бы мне это делать? И без меня достаточно людей, которые все принимают всерьез. Миру, Аня, нужны такие, как я, просто для того, чтобы его позабавить. Земля была бы ужасным местом, если бы все были благоразумными, ответственными и глубоко, убийственно серьезными. Мое предназначение, как говорит жена Джосаи Аллена[52], «очаровывать и обольщать». А теперь признайся: разве в эту прошедшую зиму ваша жизнь в Домике Патти не была ярче и приятнее оттого, что я присутствовала здесь и оживляла ее?

— Да, была, — призналась Аня.

— И все вы любите меня… даже тетя Джеймсина, которая думает, что я совершенно сумасшедшая. Так зачем же я буду стараться стать иной? Дорогая, я так хочу спать. Вчера я не спала до часа ночи — читала ужаснейшую историю о привидениях. Я читала ее в постели, и, как ты полагаешь, могла я, дочитав, вылезти из кровати и погасить свет? Нет! К счастью, Стелла вернулась домой поздно, а если б не она, моя лампа горела бы ярким светом до самого утра. Я объяснила ей, в каком я затруднительном положении, и попросила погасить свет. Я знала, что если мне придется сделать это самой, кто-нибудь непременно сцапает меня за ногу, когда я снова полезу в постель… Между прочим, Аня, тетя Джеймсина решила, что она будет делать этим летом?

— Да, она собирается остаться здесь. Я знаю, она поступает так ради этих кошек, хотя и говорит, что открывать на лето ее собственный дом — слишком много хлопот, а ездить в гости она терпеть не может.

— Что ты читаешь?

— Записки Пиквикского клуба.

— Это книга, которая всегда вызывает у меня приступ голода. Там так много и хорошо едят. Персонажи, похоже, все время пируют — ветчина, яйца, молочный пунш. Я обычно как почитаю «Пиквика», так сразу бегу пошарить в буфете. Одна мысль об этой книге напоминает мне, что я умираю от голода. Королева Анна, есть в нашей буфетной что-нибудь вкусненькое?

— Я испекла утром лимонный пирог. Можешь отрезать себе кусок.

Фил устремилась в буфетную, Аня же направилась в сад в обществе Паленого. Это был влажный, полный приятных запахов вечер в начале весны. Снег в парке еще не совсем растаял; небольшой почерневший снеговой вал все еще лежал, скрытый от лучей апрельского солнца, под соснами вдоль ведущей в гавань дороги. Из-за этого снега дорога оставалась мокрой и грязной, а в вечернем воздухе чувствовался холод. Но в укромных местах уже зеленела трава, и в одном тихом уголке парка Гилберт нашел бледные, душистые звездочки земляничного дерева и пришел к Домику Патти с букетиком этих цветов.