В первую очередь она сбегала за водой, чтобы омыть рану. Ману стоически перетерпел болезненную процедуру и молчал, сильно стискивая зубы. Но нет-нет, а шумно выдыхал от неприятных ощущений. Избавившись от кровоподтеков и остатков зеленой-коричневой смеси, Анифа непроизвольно выдохнула благодарность богам, потому что не все оказалось так плохо, как она подумала сначала. Да, заражение пошло, да, придется хорошенько постараться и помучить Ману, снимая швы и вычищая изнутри зараженные участки, но шансы у них были приличные.
Придется, разумеется, отрезать и приличную часть мышечной ткани, и каким бы закаленным и смелым не был перед ней человек, Анифе загодя стало его жалко.
Снова оставив парня, девушка подошла к своему охраннику. Быстро рассказав о состоянии степняка, она попросила помочь ей. Парня придется держать, пока она будет проводить операцию, и не давать ему дергаться, ведь, кроме как драгоценной бутылки водки, никакого анестезирующего средства у нее не было. К ее удивлению, воин лишь кивнул, предложив позвать еще одного человека.
Пока охранник ходил за помощью, Анифа быстро сбегала в палатку, где собрала все необходимое — чистые отрезы ткани, иголки и нитки, специальные скребки и плошки, мешочки с незамысловатыми лекарственными травами и порошками.
Для начала она налила кочевнику полную чашу алкоголя и заставила того выпить. Как правило, степняки не пили ничего крепче вина и пива, и от водки он тут же закашлялся и покраснел. Но быстро захмелел и откинулся на спину, позволяя Анифе снова заняться раной.
Но даже в таком состоянии он стонал, скулил и дергался, когда Анифа, сняв швы и щедро облив водкой, раздвинула края гниющей плоти. Ее пальчики порхали быстро, но уверенно, а двое мужчин крепко и надежно держали Ману за руки и за ноги, не давая тому шевелиться.
Убрав гной и срезав воспаленную плоть, Анифа влила в своего пациента горячего и дурно пахнущего отвара. И снова обработала глубокий порез очередной порцией водки, из-за чего Ману содрогнулся и жалобно застонал.
Да, это было больно. Но не так, если бы девушке пришлось прижигать рану, что, впрочем, и сделал Кираз, ко всему прочему еще и щедро присыпав пеплом.
После Анифа быстро соединила края раны крупными, но аккуратными стежками и наложила компресс, используя чистый отрез выбеленного полотна. И достаточно туго перебинтовала.
Окончательно выбившийся из сил парень потерял сознание. Анифа снова испытала жалость к нему — но чисто женскую, материнскую — и попросила своих охранников не переносить степняка, а поставить маленькую палатку, чтобы в течение нескольких дней ей было удобно следить за его состоянием.
И хотя мужчины недовольно поджимали губы, явно раздосадованные ненужным, по их мнению, вниманием девушки к обычному охотнику, однако все равно послушались. И даже помогли соорудить для Ману постель и перенесли его незамысловатый скарб — сменную одежду и одеяла.
Пережив критические три дня, парень быстро пошел на поправку. Не обходя вниманием и другие свои заботы, Анифа исправно ухаживала за своим больным, регулярно меняла повязку и чутко следили за состоянием раны. Не позволяла молодому мужчине лишний раз двигаться и самостоятельно кормила и поила, чем страшно возмущала свидетелей этого действа. Но у Ману не было ни жены, ни невесты, ни матери, которые бы позаботились о нем, и хотя степняк злился и нервничал из-за того, что с ним обращались, как с ребенком, пару раз попадая в горячечный бред, он все равно доверчиво прижимался с маленькой танцовщице, будто та и была его матерью.
Анифа чувствовала облегчение и удовлетворение от того, что ее подопечный, благодаря ее усилиям, постепенно набирался сил и энергии, и терпеливо сносила его мужской эгоизм и бахвальство. Только скупо и мягко улыбалась да возносила своим и степным богам молитвы, надеясь на их милосердие и понимание.
Когда Ману крепко и надежно встал на собственные ноги и занялся привычными ему делами, всё вернулось на круги своя. Но теперь к воинам Рикса, охранявшим Анифу, присоединился и Ману, за холодным безразличием и пока еще незрелым рассудком обнаружилась искренняя благодарность спасшей его девушке и восхищение перед ее мужеством и умением, а не соблазнительной красотой. Наравне с ее молчаливыми охранниками он оберегал ее спокойствие и уединение, отваживал не в меру раздухарившихся степняков, которые решили рискнуть и посягнуть на рабыню вождя, и даже подносил небольшие, но по-своему ценные подарки. Это мог быть простой речной камень, плоский и гладкий и очень удобный для растирания трав, или вырезанная из кости спица для волос, или связка рыбин. Или даже связка бусин из личных запасов трофеев парня, или подбитая мехом короткая накидка, теплая и очень мягкая.
В какой-то момент Анифа подумала, что Ману напоминает ей одного из ее братьев, чьи лица давно стерлись из ее памяти. Оттого трепетней стали эмоции, которые она испытывала к молодому мужчине.