Аниматор

— Добрынина ко мне… Береженого бог бережет. Пиши, Валя. Так и так.

По состоянию здоровья и в связи с уходом на пенсию. Датируй позавчерашним. Нет, лучше даже пятницей. Это у нас какое было?

Семнадцатое. Я завизирую и оставлю у себя.

Белозеров начал было писать, но буквы расплывались и текли.

— Разрешите позже? — белыми губами спросил Белозеров. — Разрешите идти?

Он осторожно поднялся, медленно вышел из кабинета и тихо, плотно, без стука притворил за собой дверь. Ему хотелось сесть прямо здесь, у стены коридора, сжаться в комок и дождаться облегчения. Он и привалился к ней, к стене. Пальцы шарили, суетливо щупали тонкую ткань. Вот же карман. А где же? Был ведь. Здесь, что ли?

Новый испуг добавил боли.

В левом тоже не было.

Или уже искал?

Еще в машине есть… в машине же. Там. Да. Надо.

Белозеров выпрямился и деревянно пошел по коридору. Ворс ковровой дорожки скрадывал стук шагов.

— Валентин Сергеевич? — обеспокоено спросил охранник. — Что-нибудь случилось?

— Открой, — смог сказать он.

Дверь щелкнула и отворилась, ударив по глазам пронзительным светом.

Белозеров переступил порог и сделал два неловких шага.

Стал было падать со ступеней, но вдруг с ужасом восторга понял, что его подхватила чья-то огромная ладонь и, очень больно сжав железными пальцами (так в детстве сам он сжимал хрупкую хитиновую грудь бабочки), вертя и переворачивая, подносит к такому же огромному, любопытно щурящемуся синему глазу. Тогда он почувствовал облегчение и зажмурился.

Глава 8

«Знай свой предмет, знай свое дело, знай его символику. Совершенство требует знаний, незнание ведет за собой смерть.»

Альберт Великий был прав.

Аниматор должен знать.

Но — увы! — было бы глупо называть знанием то неприятное впечатление, что произвел на меня прежде живой усопший при нашей утренней встрече (кстати сказать, усиленное подозрением, что эксперт по безопасности Михаил Михайлович являлся, видимо, одним из важнейших маховиков раскручивающейся в обществе кампании по признанию возможным и необходимым анимирования живых). Вытрясти из полковника хоть крупицу живой жизни тоже не представлялось возможным — ему, должно быть, служба не позволяла трясти крупицами направо и налево. Вчувствоваться мне было не во что. Да и пытаться это сделать было как-то… ну не то чтобы противно, но…

Жизнь безвременно почившего я не знал. Кроме того, я, как ни крути, испытал некоторое потрясение. Хорошенькое дельце! — утром растолковываешь человеку основы анимации, а вечером поднимаешь простыню — и на тебе… В общем, не лежала у меня душа к этому телу.

И ничего хорошего из всей затеи в итоге выйти не могло.

Знать раньше, так и не подумал бы ехать, отказался… А теперь куда деваться?..

Профессионализм сказался хотя бы в том, что предчувствия не обманули.

Сеанс прошел ни шатко ни валко, нога за ногу, на троечку с натяжкой, так сказать. Желтоватое тусклое сияние. Эффект Винке, как не неприятно было это признать, тоже почему-то сказался в полную силу — по низу колбы переливались цвета побежалости, кое-где и вовсе отливало болотной зеленью. Хрен его знает почему. Поди теперь разбирайся… Я уж хотел было развести руками: мол, чем богаты, тем и рады, и у нас не всегда все гладко выходит…

Но вопреки моим ожиданиям полковник Добрынин, принимая сосуд, радостно просиял и воскликнул:

— Ты смотри! Вот здорово!

Мне оставалось только крякнуть и все-таки развести руками: мол, мастерства не пропьешь, господин полковник. Однако его глупая похвала совершенно не поправила мне настроения. Напротив, как-то особенно тошно стало на душе. Ну да, да… сам виноват. Хоть бы спросил, куда везут… Нет! — сел, как баран, в машину, помчался невесть куда за гонораром… Все эти коридоры, казематы… Михаил

Михайлович этот непроясненный… позорная для профессионала струйка желтоватого свечения… увидит кто, стыда не оберешься. Правда, полковник обмолвился, что для своих у них есть какой-то спецхран, гохран… какая-то, короче говоря, чертова кузница, где все они после смерти корпоративно пламенеют. Ну я и успокоился. Обещанный гонорар был выдан сполна. Я затолкал толстую пачку зелени во внутренний карман пиджака, перед тем незаметно сунув визитку эксперта в его собственный кительный… Будь оно все неладно! В

«Альпину», в «Альпину»! Тем более что и есть хотелось страшно.

Полковник кинул колбу в полиэтиленовый пакет и, небрежно помахивая им, повел меня к выходу.

— Подвезти? — спросил он, когда, наконец, мы оказались на свежем воздухе.

— Да зачем? — сказал я. — Такси возьму.

Выяснилось, однако, что ему ровно в ту сторону, что и мне. Он бросил пакет на заднее сидение «Мерседеса» (у меня снова сердце оборвалось — эти колбы бьются куда легче лампочек). Потом сел за руль — ни водителя, ни сопровождавшего нас джипа не оказалось, — и мы поехали.

Теперь он выглядел явно повеселевшим (должно быть, потому что дело было сделано) и в какой-то момент сказал по-приятельски, повернув ко мне голову и блеснув в полумраке веселыми глазами:

— Просто наших-то всех на курсы забрали. Вот и пришлось к вам обращаться.

— На какие курсы? — вяло поинтересовался я.