Аниматор

Музыка плыла, слоясь и переливаясь, как слоится и дрожит горячий воздух над камнями. Музыка ветвилась, тянулась вверх, вырастала в большие деревья; потом начинала сгибаться, бессильно склонялась, а вот уже и стелилась по земле — узловатая, кривая, переломанная… Но я знал, что постепенно она распрямится… Вспомнит самое себя…

И вдруг музыка оборвалась.

Караван встал.

У меня было такое ощущение, что он с разбегу ударился в бетонную стену.

Меня просто швырнуло вперед, на пыхнувшие навстречу подушки безопасности.

Вот так.

Вот тебе раз.

Пианист по инерции расколол воздух на несколько неровных тактов — и тоже смолк.

Семен положил инструмент на крышку рояля и махнул кому-то рукой.

Кому?

Бог ты мой!

По лестнице неспешно всходил сам Василий Савельевич Мизер, теоретик от аниматорского искусства.

Который, как не преминула бы выпалить Катерина, каждый раз при попытке провести сеанс анимации второй категории… копеек на сорок… гм!.. Ну ладно, впрочем, дурацкие-то шутки повторять.

Довольно красочно всходил Мизер — блестя очками, грозно топорща усы, хмурясь с таким видом, будто явился с инспекцией.

Держа сакс на отлете, Семен стоял на низеньком эстрадном подиуме и как-то очень радостно махал сему автору многочисленных статей, в коих он неустанно освещает наш общий анимационный процесс.

Мизер оглянулся. Он редко появлялся в «Альпине». Честно сказать, и делать ему тут было особо нечего. В городе полно мест, куда он может войти и гордо сказать: «Я — аниматор!», и тогда присутствующие, которые в нашем деле ни ухом ни рылом, дружно встанут и сдвинут кружки в его честь. А если он в «Альпине», традиционном приюте аниматора, что-нибудь такое брякнет — «Я — Мизер!» — так все только фыркнут и пальцем покрутят: готово дело, совсем теоретик с глузду съехал от своих тухлых умопостроений… Шел бы лучше от греха подальше.

Хотя, конечно, ссориться с Мизером — это значит на следующий же день прочесть где-нибудь, что твое искусство в последнее время совсем закисло, а рейтинг упал пунктов на двадцать. И тогда не за тобой, а за другим побежит клиент, умоляя как можно более качественно воспламенить в колбе дорогую тень.

Между тем Мизер крутил круглой башкой, топорщил усы, сверкал очками и, похоже, никак не мог поверить, что Семен машет именно ему.

Но он сомневался напрасно — ему, именно ему махал Семен.

Мизер сделал еще несколько шагов — уже по ровному полу по направлению к эстрадке, — а Семен как раз с нее ступил на пол.

Семен скалился. Не улыбался, а именно скалился — широко и радостно.

Шагая, он заложил руки за спину и стал похож на арестанта — сутулый плешивый зэк, выведенный на недолгую прогулку.

Они сошлись.

Мизер протянул руку и начал что-то говорить, кивая. Должно быть, он был несколько польщен. Семен тоже что-то сказал. Рука Мизера висела в воздухе. Семен своих не вынимал из-за спины. Вот еще что-то сказал. И еще. Мизер гордо вскинул голову. Перестав скалиться, Семен проговорил длинную и явно увещевательную фразу. Мизер оглянулся. И снял очки.

И тогда Семен отвесил ему плюху.

Не пощечину, нет. Мощную плюху — тресь!

Семен стоял перед ним еще секунду или две. Должно быть, предоставлял

Мизеру возможность ответить.

Потом развел руками, повернулся и не торопясь пошел назад к своему саксофону.

Я так понял, что он просто хочет доиграть «Караван». Довести караван. Ну правда, он ведь шел, этот караван? Так пусть дойдет до пункта назначения. Это по-честному. Никакие обстоятельства не должны ему помешать.

Мизер все стоял и крутил своей круглой башкой, причем с таким видом, будто только что кого-то славно отделал. Я с любопытством наблюдал.

Драться он не полез. Леща проглотил, как будто так и надо. Теперь что? Сядет за стол и закажет шницель?

Этого я так и не узнал, потому что в кармане зазвонил телефон. Я поднес его к уху — и с оторопью услышал ее низкий, немного гнусавый — ее темно-розовый, влажный, — ее мятный, сиреневый — короче говоря, несомненно, ее голос:

— Только не бросай, пожалуйста, трубку!

Я и не бросил — она сама выпала из рук и шмыгнула куда-то под стол, и, пока я, крича «Клара! Клара!», шарил там по каким-то объедкам, связь прервалась.

Анамнез 8. Мамед-праведник, 36 лет (начало). Павел Грачков, 29 лет

Никто из них не знал города, но и знать ничего не нужно было: выскочили из гулкой тусклоты подземного гаража к солнечному свету, повернули направо и погнали (а точнее, поволоклись в бесконечной пробке) по набережной, как и велел Узбой. Была опасность, что сопровождение очухается, и тогда возникнут большие проблемы, — но то ли они совсем уснули, то ли просто еще не поняли, с какого конца хвататься за новое дело. Так или иначе, несколько постов ДПС не обратили на колонну внимания, и через полчаса ребята Узбоя встретили их на Котельнической. Еще через несколько минут загнали машины на стоянку возле Краснохолмского моста, а затем, снова перегрузившись, выехали на других — это были два «Мерседеса» (один из них с дипломатическими номерами) и новехонький навороченный «Лэнд-кразер».