– Я не хочу больше трупов! Даже усыпляющих уколов не хочу!
– Что, сильно взяли за яйца? – спросил Лакшин.
Андрей уныло закивал. Лакшин поморщился, что-то вспоминая.
– У меня случай однажды был… – заговорил он со странной интонацией. – Мужик один страдал амнезией. Грохнул супругу и ничего про это не помнил. И уж такой спектакль на допросах разыгрывал! И реально ведь… даже и предположить не мог, что это он убил. Дурил и себя, и следствие. Бывает же, Андрей Сергеевич, да-а.
– Это намек, что ли? – хмуро сказал Андрей.
Лакшин усмехнулся, пуская носом очередную струю дыма.
– Ты вот, к примеру, где был, когда твою… – он указал сигаретой на Ольгу, – …девушку похитили?
– Я?! Нигде… – выпалил Андрей удивленно. – В смысле… Не понял, к чему вы клоните?
Противный мерзкий жук заворочался у него в животе.
– Если уж говорить начистоту, – Лакшин смотрел ему прямо в глаза. – Алиби-то у тебя нет.
– Вы издеваетесь?
– И не думал. Работа у меня такая, Андрей Сергеевич. Я вправе и даже обязан предполагать все, что угодно. Знаешь, каков темп роста психических заболеваний по городу?
– Да идите вы на фиг!
Лакшин усмехнулся и покачал головой:
– Я вот что хочу сказать. Экспертиза сегодня установила, что Марк Фишер умер от перелома шеи. И только потом был повешен. Имитация, Андрей Сергеевич. И скорее всего, предсмертная записка вашего повара тоже подделка.
Возникла пауза. Андрей медленно проговорил:
– Меня это не удивляет. Из этого что-то следует?
– Следует. Сломать шею ему мог только очень сильный человек. Ярцев к этой категории явно не относится.
– Так выпускайте его! – выпалил Андрей.
– Уже выпустили. – Лакшин затоптал окурок и произнес, осматривая фигуру Андрея и перейдя почему-то на «вы»: – А вот вы бы вполне могли, мне кажется.
– Мог – что?
– Шею сломать.
Андрей уставился на него как на ненормального, хотел что-то крикнуть злое, обидное, но слова застряли в глотке.
– Ладно, не бери в голову, – смягчился Лакшин. – Езжай себе. С пацанами надо потрещать. Но я бы все равно врачам девчонку показал, мало ли что.
Андрей медлил.
– А помните я просил… Дело об убийстве матери.
Лакшин смотрел на него тяжелым взглядом, поскреб щетину на щеке, потом сказал:
– Андрей Сергеевич, не стыдно? Навстречу идти не хочешь, а только просишь и просишь.
– Вы же обещали. Мне позарез…
– Да помню я, помню. Пока пусто. Давай.
Лакшин махнул ему рукой и, смачно чихнув, двинулся к полицейским у «Шевроле».
Времени было около одиннадцати. Андрей залез в машину, проверил Ольгу, завел двигатель и выехал на трассу. Набрав скорость, он вспомнил о прорабе Батурине и снова его набрал. На этот раз Батурин ответил.
– Витя, привет, – сказал Андрей.
– Здорово, Андрей.
– Надо встретиться. Я тут кое-что нашел в бумагах отца.
– А что с Сергеем Юрьевичем? – насторожился Батурин.
– Умер три месяца назад.
В трубке возникла пауза, затем послышалось сопение Батурина.
– Прими мои соболезнования.
– Короче, это не по телефону. Заедешь? Или в городе пересечемся?
Батурин молчал, продолжал сопеть.
– Витя?
– Нет… Я сам.
– Что – сам?
– Я сам к тебе приеду в «Южный». – Голос у Батурина был какой-то тусклый. – Завтра во второй половине дня. Нормально?
– Только железно, Витя!
– Да, да… До завтра.
Батурин поспешно отключился. Андрей позвонил Павлу, но тот снова не брал трубку.
– Зас-с-сранец, – прошипел Андрей.
Лена тоже не отвечала, и это было странно. Он позвонил ей еще несколько раз, ничего не понимая и начиная свирепеть. Он уже хотел плюнуть на это, как от Лены пришло сообщение: «Вода в реке сегодня мертвецки холодная».
Он выронил телефон под ноги, цепенея всем своим существом. Рука на руле дернулась, «Ауди» мотнуло так, что она едва не вылетела на встречную полосу.
12.3. Лампа не горела, и на лестничной площадке царила тьма. Андрей позвонил в квартиру Лены, но никто не отозвался. Он отчаянно рванул дверь. Она оказалась не заперта.
С остановившимся сердцем он вошел в квартиру. Квартира была старенькая, однокомнатная, повсюду горел свет.
– Лена! – позвал он, с трудом идя через прихожую.
В гостиной щебетал телевизор, но никого не было. Только на журнальном столике возле светлой кожаной софы лежал планшет Лены, стояла открытая бутылка вина и рядом – два наполненных бокала.
Он чудовищным усилием заставил себя свернуть в узкий коридорчик, ведущий на кухню, но до кухни не дошел. Дверь в ванную была приоткрыта, и там тоже горел свет. Он оттолкнул дверь и шагнул внутрь.
Вода в ванне была прозрачной и чистой. Лицо Лены было совершенно спокойным, а глаза открыты. Казалось, она просто легла на дно, чтобы рассмотреть потолок сквозь воду, да так и осталась под ней, задумавшись. Она была голой, губы оказались накрашены красной помадой, руки были вытянуты вдоль и сжаты в кулаки, а колени торчали над водой, и капли на них уже давно высохли. Все ее тело и дно ванны было усыпано мелкими зеркальными осколками, а на поверхности воды плавала та самая фотография с корпоратива «Альбы».