Но так как днём в отеле он не появлялся, отсыпаясь после ночи «дынс-дынсов» — то эту возможность, приходящуюся на светлое время суток, он упускал. А совершать предполагаемые действия по знакомству с девушками на дискотеке ему не позволяли туристы, подобно имперским штурмовикам, ползущие в рубку диджея, с требованиями: «Поставь что-нить нормальное, чувачок, расколбасное, а не это поп-колхоз», или «Эй, братуха, это чё за техно-дэнс, давай что-нибудь нормальное, типо Максим, сечёшь?», или «Молодой человек, а ламбада у вас есть? Поставьте что-нибудь наше, мы же не школьники уже».
Будь Мустафа менее боязлив и более решителен, он бы смог игнорировать эти требования, подобно Джану, который обычно ограничивался фразой: «Я не диджей, он сичас идёт, смотри туда два минут», — запирал избушку на клюшку и шёл плясать, вместе с теми, кого всё устраивало. Но сицилиец с большими от страха глазами боялся, что его будут бить долго и мучительно, поэтому потел в рубке, опасаясь её покидать.
Свои сетования и соображения по поводу тяжёлой работы ди-джея он изливал в виде горького потока сознания, грозя Бобу своим увольнением, если ему не найдётся замена. А Марио и вовсе не стал никого дожидаться, так как ему досталось вести Мустин теннис и ещё ходить за приятеля на энтранс, так как число дневных аниматоров сократилось. Такую нагрузку он счёл чрезмерной и покинул расположение отеля, тепло с нами простившись.
Замена ди-джея подоспела в лице Ильяса, ещё одного подражателя Таркана — молодого раздолбая, не достигшего призывного возраста и уделяющего максимум внимания и времени попыткам нарушить второе анимационное правило. Девушки, а вернее девочки, которые ему в этом пытались помочь, сами ещё вчера закончили кормить и укладывать спать своих кукол, поэтому ввиду короткой скамейки запасных, Боб и администрация отеля, смотрела на эти игры в песочнице сквозь пальцы. Несколько иначе к этому делу относились родители девушек, и Ильясу с трудом удавалось избежать наказания в виде заслуженной порки, а иногда и не удавалось, но парень не спешил делать выводы и сдавать свои позиции.
Мусти, освободившись от тягот муз-индустрии с большим рвением вернулся к дневной анимации и даже поменьше стал роптал, ссылаться на усталость и переработку.
Второй присланной альтернативой был Джолик, который, оказывается, уже несколько дней как работал, а мы об этом не знали. Объяснился этот факт анатомической конституцией аниматора и характером его работы. Сам Джолик относил себя к фрик-аниматорам. Будучи от рождения лилипутом, с трудом достающим макушкой до пупка взрослого человека, он использовал эту особенность телосложения следующим образом: переодевался в бальное платье маленькой девочки, ярко красил лицо под женщину-вамп, цеплял бант на длинные светло-русые волосы, спадающие до плеч, брал в руки веер и потешно приставал к мужчинам в баре, на пляже, в зелёной релакс-зоне, притворяясь манерной куртизанкой. Не избегал он и женщин, у которых любил посидеть на коленках, уплетая с аппетитом пирожные и конфеты.
Я же нашёл Джолику другое применение, устраивая конкурс по закидыванию его в воду. Сам Джолик против полётов над водной гладью не возражал, и у некоторых богатырей получалось забрасывать его дальше трёх метров от бортика. По поводу своего роста паренёк нисколько не комплексовал, русским языком владел не хуже поэта Марио и вызывал раздражение только у Боба, который, наверное, считал себя втайне более достойным для восседания на женских коленках. Так или иначе, Джолик с Бобом не поладили, но маленький братец сразу дал понять, что не будет мириться с руганью в свой адрес и бросанием комканной бумаги в лицо, показав, как он умеет прятать острую бритву во рту. Боб впечатлился и сбавил обороты своего «айэм шиф бурда».
Ещё одним раздражающим фактором для Боба стала москвичка Надя, рослая барышня, почти не уступающая мне в плечах, сменившая в начале августа Олеську, которой уже требовалось возвращаться в Пензу на постоянную работу. Надежда каламбурно не оправдала надежду Боба получить хотя бы единственного подчинённого, который бы его уважал или боялся. Скорее наоборот. Съевшая не одну шефскую собаку и пару начальственных верблюдов в анимации, представительница столичного бомонда любила накатить с туристами по сто, двести и больше грамм, подчас являясь на митинги уже в развесёлом настроении, которое поначалу пытался испортить Боб своими: «Что это, йя. Проблем вар? Я здесь шеф, йя».