Анимация от Алекса до Я, или Всё включено

— Сон дурак! (конечная остановка) — объявлял я голосом кондуктора о конечной остановке, вежливо давая понять людям, имеющим хоть пару грамм интеллигенции, что у меня есть так-то другие дела и обязанности, кроме как выступать в образе учёной обезьяны.

— Son Durak! — хором повторяли люди, утратившие всё понятие норм поведения с иностранцами.

— Су джимнастик! (водная зарядка) — требовал я дать проход инструктору по аквааэробике, дуя в свисток.

— Su jimnastic, — вторили люди, в здравом уме которых я всерьёз сомневался. Самые ближние намеревались повторить мой трюк со свистком.

— Эль сюрмейиниз! (руками не трогать) — безрезультатно увещевал я не трогать руками оборудование руками.

— El surmeyiniz, — продолжалась эта пародия на светскую беседу.

Истощив запас терпения и красноречия, я ждал, пока они наглазеются на чудо. Но они принимались рассказывать мне житейские истории, пересказывать хронику произошедших в стране событий с 660 г. до н. э., делиться философскими умозаключениями. Их нимало не смущало, что дальше распространённых общих фраз моё знание культурного языкового наследия не распространяется, и я опасался, как бы они меня не сосватали за одну из своих дочерей, присутствующих здесь же неподалёку, так же заинтересовано рассматривающих заморскую обезьянку.

Спасал меня обычно Мусти, увлекая назойливых балаболов в экскурсию по отелю, но взамен шантажист требовал ответную услугу, как-то — подменить его на энтрансе.

Первый раз я согласился, сочтя это выгодной спасительной сделкой. Но вечером, на боевом посту у ресторана, я подвергся массированной атаке тех же нежеланных собеседников, которые признали во мне старого знакомого и де факто приняли меня в своё дезорганизованное семейство, то есть заочно усыновили. Как член семьи, я был удостоен разделить с ними трапезу. Этой участи избежать не удалось и, отстояв праздным глашатаем положенное энтрансу время, я был с почётом конвоирован к сдвинутым в застольный монолит столам. Они только закончили разогрев лепёшками, и порадовались, как я вовремя подоспел.

— Э, Алекс, олум, арабадан сакын! Сон дурак, Алекс! — неслись весёлые выкрики.

Окружённый со всех сторон заботой и вниманием, как королевское дитя, я дегустировал традиционные для них и непривычные для себя праздничные блюда, молясь сохранить здоровый желудок после столь экзотических явств. Это был единственный день, когда я попробовал фиолетово-малиновый салат непонятного происхождения с обилием чеснока, лука и жгучего перца, и стрёмные на вид и на вкус маринованные овощи, неизвестные славянской кулинарии, и рыбу, запечённую то ли в твороге, то ли в йогурте, которую я раньше обходил за полметра, ничуть не сожалея об этом. В общем, все здорово повеселились в тот вечер. Все, кроме моего желудка.

Но больше всего испытаний выпало на Машину долю. Если я ещё мог спрятаться, затесавшись в компании русских, залечь на дно бассейна с надутым воздушным шариком в роли кислородного баллона или скрыться среди пальмовой листвы, то Мария была обречена на времяпрепровождение с турецкими бэбэками, по избалованности и капризности не уступающие сказочным невестам на выданье, а по склонности к разрушительным действиям, оставляющие Боба далеко позади, находясь в середине рейтинга девастаторов, где то между Годзилищем и ураганом «Катрин».

Кроме самих чад, в мини-клуб набивались под завязку мамаши, не удосужившиеся просушить себя после купания. Они засыпали киндервожатую ворохом вопросов и стремились вызнать всю подноготную возможной маньячки, скрывающейся под личиной девушки-индианки.

Освобождённая спасительным бегом времени, извещающим об обеденном перерыве, Маша все нереализованные негативные эмоции и переполняющее стрессовое напряжение переносила на пищевые отношения. Прежде её трапеза протекала размеренно и неторопливо, как медитация последователей Сиддхартхы Гаутамы — Будды. Теперь же Маша с яростью перегрызала свиные рёбрышки, одним укусом оставляла от яблока огрызок, а арбузные дольки поглощала вместе с кожурой и семечками.

— Надолго они сюда приехали? — нервно осведомлялась Маша, не замечая, что солит фруктовый салат.

— Пожуём, увидим, — беспокойно оглядываясь, как бы не нарваться вновь на совместную трапезу, отвечал я.

Думалось мне, Боб будет рад соплеменникам, с которыми он найдёт общие темы для разговора. В их лице обретёт ту отдушину — подушную наволочку, в которую сможет излить жалобы на неразумно-бесполезных, вечно ищущих проблемы, подчинённых кретинов, и обсудить лицемерных начальственных сатрапов, несправедливо игнорирующих его скромный гений.