Анимация от Алекса до Я, или Всё включено

— Ничего себе. Нина, Павел Николаевич, смотрите! Здесь мясо «изюбра» есть!

— Изюбра?… Изюбры.. — они же вымерли вроде как?

— Да нет, Нина, как вымерли, если здесь написано — мясо изюбра, значит, не все вымерли.

— Да, да — «изюбра», не все, харошо, давай.

— Павел Николаевич, скажите, а изюбры это что, деликатес?

— Позвольте, позвольте… Молодой человек, это что за мясо?

— Изюбра, кусно, давай, ням ням, харошо.

— Не может быть! Откуда здесь изюбру взяться? Это же мировая редкость.

— Ну послушайте, это у нас в Ульяновске изюбры редкость, а здесь, возможно, сохранились.

— Молодой человек, вы не ошибаетесь — это точно изюбр?

— Изюбра, кусно, харошо. Давай!

— Вот чудеса. Положите мне кусочек.

Осчастливленные таким деликатесным блюдом и помпезным вниманием к собственным персонам, ульяновские пенсионеры пребывали в восторженных чувствах, пока не натыкались на следующую табличку с надписью «Мясо с пальцев повара. Без ногтей». Тогда собравшись в междусобойчик, похожий на совещательное кольцо игроков регби перед атакой, они тайком избавлялись от странного мяса и набирали салаты, зелень из известных им овощей и уже старались не читать гастрономических надписей.

Самые первые рабочие денёчки, как я уже отмечал, являлись предвестниками основного туристического сезона, серьёзные наплывы отдыхающих были впереди. По процентному соотношению вначале господствовали немцы, большей частью пожилые. Как мне, возможно ошибочно казалось, заслышав славянскую речь, фрицы морщили и без того морщинистые лица в обезьяних гримасках и осуждающе посматривали на говорящего, кудахтая на своём аусшвайсе. Поэтому в эти дни большую часть объявлений для гостей на энтрансе делал Мустафа, пока я запоминал фразы, наподобие: «Гутен абенд, майне либе гести, хойте абенд вир верайтен шоу..» (добрый вечер, мои любимые гости, сегодня вечером мы приготовили шоу..) Также, если немецкие гости проходили мимо меня, я желал им приятно отужинать на французском или итальянском — bon appetite. Это избавляло меня от тех неловких сцен, когда я говорил им ту же фразу, на их родном языке. В этих случаях они принимали меня за чудного молодого человека, испытывающего уважением к их стране, гуртом обступали меня и задавали много вопросов. Что они говорили, я не понимал, оставалось только улыбаться, подобно деревенскому дурачку, перемежая улыбку чурбана с «я-я» и похахатываниями вслед за ними. Я пытался представить, что они говорили, по их лицам, смеху и переглядываниям, и получалось что-то вроде следующего:

— Приятного аппетита.

— О, спасибо. Какой странный акцент. Вы ведь не немец?

— Да, да.

— А вы говорите по немецки? Где вы его изучали? Вы откуда?

— Да. да.

— Фрау, Нинель, посмотри, похоже, этот мальчик не понимает, о чём мы говорим.

— Интересно, вы нас понимаете или нет? Вы ходячая русская обезьяна?

— Да. Ха-ха-ха.

— Посмотри гер Штруман, этот молодчик совершеннейший невежа, не знает великий немецкий язык.

— О, это прекрасно, фрау Мартина. Он должно быть русский. Большинство из них такие болваны. Вы ведь болван, не так ли?

— Да, да, приятного аппетита. ха-ха.

— Впрочем, он неплохо сложён и выглядит мило с этой улыбкой идиота. У вас есть диплом идиота?

— Да, да.

— Но он же дикарь. Никогда не знаешь, чего ждать от дикаря. Вы не расскажете нам, чего от вас ждать?

— Да, да.

— Так расскажите, мы послушаем такого глупого мальчика как вы.

— Да, ха-ха.

Так могло продолжаться долго да и продолжалось, пока я не выучил фразу свидетельствующую, что «я плохо говорю на немецком, но изучаю его, поскольку мне доставляет удовольствие беседовать с такими приятными людьми как вы». Сокращение этой фразы до «я плохо говорит как немец» также заставляло их лица морщиться, ровно как и использование в общении английского языка. К употреблению коего они прибегали с явным неудовольствием да и то, если речь шла о жизненной необходимости и спасении общемировых ценностей. Может действительно миф о превосходстве арийской расы и второй миф — о принадлежности немецкой национальности к арийцам, глубоко укоренились в этом поколении немцев, несмотря на внешнее ярко выраженное непризнание всего, что происходило в Германии в первой половине 20 века. И другие народы, особенно против кого велась война, они не признавали равными себе по уровню.

Ту же аналогию с закладкой уже советских стереотипов можно проследить и в наших бабушках и дедушках, со своими причудами, взглядами, которые мы иногда не в силах понять из-за другого воспитания.

Другое дело — молодые бюргеры. Эти ребята уже являлись космополитами, превосходно владели и не стеснялись использовать язык туманного Альбиона. Да и общаться с ними было действительно просто, ввиду отсутствия признаков снобизма в разговоре.