Анин Дом Мечты

Да. Теперь я все припоминаю… Джордж гостил здесь у своего дяди Эбнера восемнадцать лет назад, когда ему и Дику было около семнадцати. Они двоюродные и по материнской и по отцовской линии. Их отцы — родные братья, а матери — сестры-близнецы, так что Дик и Джордж были ужасно похожи. Конечно, — добавила мисс Корнелия пренебрежительно, — это не было то необыкновенное сходство, о котором можно прочесть в романах, когда два человека так похожи, что каждый из них может выдавать себя за другого и даже самые близкие люди не могут разобраться, кто есть кто. В те дни любой человек мог довольно легко определить, кто из них Джордж, а кто Дик, если они были вдвоем и неподалеку. Когда же вы видели только одного из них да еще и на расстоянии, сказать, кто это, было уже не так просто. Много раз, пользуясь своим сходством, они обманывали людей и думали, что это очень забавно, — два бездельника! Джордж был немного выше и гораздо более плотного телосложения, чем Дик… хотя толстяком я бы ни одного из них не назвала — оба были скорее худощавы. Все замечали, что лицо у Джорджа бледнее, а волосы чуточку темнее, чем у Дика. Но в чертах лица было разительное сходство, и к тому же оба унаследовали эту странную особенность: один глаз — голубой, другой — светло-карий. Во всех остальных отношениях юноши не особенно походили друг на друга. Джордж был славным малым, хоть и горазд на проделки. Поговаривали, правда, что он уже тогда любил иногда пропустить стаканчик вина, но всем он нравился больше, чем Дик. Он провел здесь около месяца. Лесли ни разу не видела его; ей было тогда лет восемь или девять, и, как я теперь припоминаю, всю ту зиму она провела на другой стороне гавани у своей бабушки, миссис Уэст. И капитан Джим отсутствовал — это была как раз та самая зима, когда его корабль потерпел крушение на Магдаленах. Не думаю, что ему или Лесли вообще доводилось слышать о кузене Дика, живущем в Новой Шотландии и очень похожем на самого Дика. Никто и не вспомнил об этом кузене, когда капитан Джим привез Дика… вернее, Джорджа… домой. Конечно, мы все нашли, что Дик заметно изменился — он стал таким толстым и неповоротливым. Но мы приписали это тому, что случилось с ним, и, без сомнения, причина заключалась именно в этом, поскольку, как я уже упоминала, Джордж раньше тоже не был толстым. И не существовало никакой иной возможности узнать правду, ведь этот человек начисто лишился рассудка. На мой взгляд, ничуть неудивительно, что мы обманулись… Но в целом это совершенно поразительно. Лесли потратила лучшие годы своей жизни на уход за человеком, который не имел никакого права рассчитывать на нее! Ох, пропади они пропадом, эти мужчины! Что бы они ни делали, это всегда что-нибудь не то, что нужно. И кем бы они ни были, это всегда кто-нибудь, кем им не следует быть. Они вечно выводят меня из терпения!

— Гилберт и капитан Джим — мужчины, и именно благодаря им правда наконец открылась, — возразила ей Аня.

— Что ж, я признаю это, — с неохотой уступила мисс Корнелия. — Я сожалею, что так нападала на доктора. Это первый случай в моей жизни, когда мне стыдно за то, что наговорила мужчине. Не знаю, впрочем, скажу ли я ему об этом. Вероятно, ему придется просто принять это как нечто само собой разумеющееся… Право же, Аня, душенька, истинное благо, что Бог отвечает не на все наши молитвы. Все это время я усерднейше молилась о том, чтобы операция не привела к излечению Дика. Разумеется, я не просила об этом так уж откровенно. Но эта мысль присутствовала в моем уме, и я не сомневаюсь, что Господь знал о ней.

— Он ответил на истинный смысл вашей молитвы. Ведь вы желали лишь того, чтобы Лесли не стало еще тяжелее. Боюсь, в глубине души я тоже очень надеялась на то, что операция не будет успешной, и теперь меня мучит благотворный стыд.

— А как, судя по ее письму, сама Лесли принимает то, что произошло?

— Она пишет как совершенно ошеломленный человек. Я думаю, что, как и мы, она с трудом осознает случившееся. Она говорит: «Ты знаешь, Аня, все это кажется мне каким-то странным сном». Это единственное место в ее письме, где она упоминает о себе.

— Бедная девочка! Я полагаю, что когда с заключенного сбиты кандалы, у него какое-то время сохраняется чувство растерянности и неприкаянности… Аня, душенька, у меня все вертится в голове одна мысль: как насчет Оуэна Форда? Мы обе знаем, что Лесли была неравнодушна к нему. Вам когда-нибудь приходило в голову, что он, возможно, тоже неравнодушен к ней?

— Да… приходило… один раз, — призналась Аня, чувствуя, что имеет право сказать так.

— Хм, у меня не было оснований думать, что он питает к ней какие-то нежные чувства, но теперь мне кажется, что это скорее всего так. Видит Бог, Аня, душенька, я не сваха и считаю ниже своего достоинства заниматься чем-нибудь в этом роде. Но если бы я была на вашем месте и писала письмо этому Форду, я бы просто упомянула — так, вскользь — о том, что произошло. Вот что сделала бы я.