Аниска

— Аниска! — Художник наклонился над лежащей на животе девушкой и нежно провел пальцем по ее позвоночнику вниз, к попе. — А если я хочу сделать тебе подарок? Выбери любого приглянувшегося тебе мальчика и пойдем в номер. Выеби его, изнасилуй, почувствуй себя животным, грязной блядью, сделай с ним все, о чем ты мечтаешь. А если захочешь, мы с ним будем любить тебя вдвоем! Никакой ревности. Ты очень много для меня значишь и я определенно к тебе не равнодушен. Я хочу, чтобы тебе сегодня было очень, очень хорошо!

Аниска ошеломленно посмотрела на Ломакина.

— Ломакин, ты пьян?

— Нет, я снова предлагаю тебе — наслаждайся. Ощути настоящую свободу. Попробуй. И тебе сразу полегчает…

В этот момент Аниска случайно повернула голову и увидела, как в нескольких метрах от нее стоит симпатичный смуглый мальчик лет восемнадцати. У него была фигура атлета и спереди плавки вздувались так, будто внутрь кто-то засунул небольшого размера грейпфрут. Турок улыбался и жадно смотрел на Аниску.

Ломакин поймал ее взгляд и снова нежно пощекотал Аниску по попе, проведя вниз пальцем по узкой веревочке стрингов. Горячая волна залила девушку.

— Ну что, хочешь его?

Аниска покраснела, уткнулась лицом в песок и молча кивнула…

…В номер они пришли, загрузившись шампанским. На ломаном английском художник предложил мальчику раздеться до плавок. Тот быстро подчинился. Аниска сидела на гигантской кровати, ее била мелкая дрожь.

— Сними с него плавки. Возьми его хуй в рот, лижи ему яйца, страстно, вульгарно, как самая последняя нимфоманка! Не сдерживай себя, делай все, что тебе захочется, — приказал девушке Ломакин и, открыв шампанское, уселся на диван. — Я присоединюсь попозже.

Аниска дотронулась до бедер мальчика и почувствовала, что и он страшно напряжен и его тоже бьет мелкая дрожь. "О, значит не я одна так волнуюсь? — Эта мысль почему-то успокоила девушку. — Посмотрим, что там в плавках и сколько стоит этот турчонок"

Она стянула с мальчика плавки и ей прямо в лицо уткнулся огромный, совсем не юношеский хуй с большими набухшими яйцами. "О? Да он больше, чем у Пети!" — приятно удивилась Аниска и осторожно лизнула вишневую, налившуюся кровью головку. А потом, отбросив всякий стыд, глубоко надвинулась на нее ртом…

…Мальчик оказался настоящим чудом. Почти четыре часа он без устали ебал, лизал, целовал и сосал Аниску, то рыча как зверь и гневно долбая ее своим горячим поршнем, то — в мгновения перед оргазмом и во время его — издавая жалобные стоны насмерть раненого лебедя. Иногда к ним присоединялся Ломакин. Вдвоем с турком они замыкали Аниску в горячий, потный сандвич, поочередно или одновременно работая над ее соседними отверстиями, или наоборот, молча, без слов понимая друг друга, по-братски распределяли анискино горло и таз.

А Аниска? Если бы кто-нибудь спросил потом, как чувствовала себя в те мгновенья Аниска, она бы ответила одним словом — улет! И добавила бы — полный улет! Правда, пару раз она чуть не захлебнулась фонтаном спермы мальчика, а под душем, куда несколько раз бегала мыться, исключительно трудным оказалось смыть с себя запах терпкого турецкого пота, но зато какие были ощущения! "Прав, прав милый Слава! — счастливо думала Аниска, стоя под мощными струями воды. — Какая это свобода и кайф!" — и она снова шла в комнату и осатанело бросалась на кровать в объятья ненасытных любовников…

Под конец, когда мальчик совсем обессилел и больше уже ничего не мог, он упал лицом на взмыленное от езды анискино лоно и принялся сосать маленький, опухший от непрерывного наслаждения бутон. У Аниски сил тоже не осталось, она лишь тихо постанывала от наслаждения, поглаживая кудрявые волосы любовника. Слава за эти часы не раз заряжался кокаином. Несколько раз он включал камеру и снимал как турок дерет Аниску, но никто их них не протестовал — наоборот — им это нравилось и дико возбуждало, поэтому каждому хотелось показать себя более талантливым и умелым актером и завоевать симпатии несуществующих (пока?) зрителей…

А потом Аниска отрубилась и все исчезло…

Проснулась она аж на следующий день около полудня и разбудил ее аромат кофе, плывший по номеру. Губы опухли, низ живота и попа слегка болели, но особенно сильно ломило мускулы бедер. Сознание однако было чистым и ясным, и девушка не чувствовала никакого похмелья. "Да, погуляли, милая, поскакали на кониках… — подумала Аниска. — Вот и вышло, что ты настоящая блядь и вроде этим открытием не стесняешься…"

— Ээй! Открой глазки, соня! Я ведь знаю, что ты уже не спишь! — прозвучал хриплый, нежный голос Славы.

Аниска открыла глаза. Художник стоял, наклонившись над ее кроватью, а рядом на столике пестрел тарелочками поднос с завтраком и дымящаяся чашка кофе.

— Кушать подано, мадемуазель, извольте, я вас покормлю! — Слава взял в одну руку чашечку, а в другую бутербродик.