Анюта

Мать с Настей собирались на дневную дойку, хотели ее покормить. Но она затаилась на лежанке, сделала вид, что спит, и не откликнулась. Тяжкие думы незаметно переросли в настоящий кошмар. Этот кошмар давил и мучил ее до вечера. Чего только не рисовала себе Анюта в бреду.

Перед судом Верку день-другой продержали в старом амбаре под замком, а мать с сестрой украдкой носили ей поесть и передавали через оконце. Вот и за ней придут и силой посадят в какой-нибудь сарай, тюрьмы-то у них нет. А потом отправят в лагеря на север, на год, а может быть, на целых три. Сможет ли она прожить так долго без матери, родных, далеко от дома?

Она лихорадочно думала и думала, сердце все сильнее тосковало от безысходности, а разум помутился от страха. Хорошо, что дома никого не было и можно было вволю поплакать. "Господи, как я хочу умереть!" - просила Анюта. Это был единственный для нее выход, другого она не находила.

Под мамкиной кроватью стояло лукошко, а на дне его аккуратно свитые веревки. Никогда это лукошко не попадалось Анюте на глаза, а тут попалось. Она долго смотрела, потом достала одну веревку, намотала на руку... В прошлом году повесилась Наташа Чугунова. Бабы ее очень осуждали. Из-за детей. Двоих детей разобрала родня. Анюта не понимала ее и только теперь поняла: значит, наступил предел и не могла она больше терпеть. А перед войной в Мокром девушка отравилась из-за жениха, он ее бросил.

Анюта вдруг в минуту решила, словно в прорубь с головой нырнула. Встала и, закутавшись в одеяло, с трудом выбралась в сени. Она и не подозревала, что так ослабла за эти два дня. Только бы хватило сил...

В сенцах еще не настелили потолок. Анюта запрокинула голову и выбрала одну из трех балок. Поднесла поближе ящик из-под снарядов. На этом ящике сиживала Настя, а уж ее невесомое тело он и подавно выдержит. Пока совсем не стемнело, Анюта все приготовила: перебросила веревку, завязала петлю. Торопилась, сдвинула веревку в угол, чтобы мать не заметила. Скоро мамка прибежит с вечерней дойки, управится по хозяйству и ляжет спать. Вот тогда, в самую черную заполночь, она тихо встанет и прокрадется в сени...

Всхлипывая, Анюта вертела веревку в руках. Никто не учил Наташу козловскую, как это делается, она сама догадалась. Отчаявшийся человек быстро до всего дойдет. Была у Анюты мысль тут же надеть петлю на шею и оттолкнуть ногами ящик. Но она этого не сделала. Захотелось еще раз увидеть мамоньку, помолиться и переодеться в чистое.

Вернувшись в хату, Анюта легла и даже вздремнула. На душе стало спокойно и ясно. Мать перекрестила ее, приготовила теплый отвар из трав и пошла доить корову. Когда потом Настя выспрашивала куму, как же она ничего не заметила странного в Анютке, кума сама удивлялась и винила себя. Ничто не насторожило и не напугало ее в дочери. Весь день она была какая-то измученная и тихая, отвернулась к стене и ни разу не взглянула, не притронулась к еде.

Если бы мать или Настя догадались поговорить с ней, утешить, сказать, что завтра крестный обязательно отвезет ее в больницу, - ничего бы и не случилось. Вместо этого они ходили на цыпочках и боялись побеспокоить больную. Никому и в голову не пришло, как страдает Анюта.

Пока мать доила корову, она, поднакопив силенок, надела чистую рубашку, любимое синее платье и Любашину кофточку. Потом помолилась. Как ни вглядывалась Анюта в божницу, там было черно и безмолвно. Все лики словно погасли. Ни один не светил ей лучистым взором, ни один не сказал ласкового слова.

- Я знаю, что большой грех, и мать жалко, - шептала Анюта. - Надо терпеть и дожить все, что отпущено, но у меня нет больше сил, не дотянуть то, что отпущено.

В душе Анюта верила, что Бог, может быть, смилуется и простит ее, а "тройка" - никогда! Она очень любила Бога и боялась греха, но "тройки" боялась больше.

Обитая войлоком дверь не скрипнула, не пискнула, когда она глубокой ночью вышла в сенцы. Быстро придвинула ящик, нащупала веревку.

- Прости меня, мамонька, прости, грешную, - шептала Анюта. Перекрестилась и надела петлю на шею.

Все она правильно сделала, только с ящиком прогадала. Ящик стоял прочно и не опрокидывался. Она встала на самый край и старалась оттолкнуть его в сторону, но только сдвинула чуть-чуть. Надо было взять что-нибудь шаткое-валкое. И минуты Анюта не провозилась, а стала зябнуть.

- Анюта! - вдруг позвала из хаты мать, не встревоженно, а только удивленно. - Где ты, доча?

От последних судорожных усилий справиться с ящиком веревка натянулась. Анюта закашлялась и тут с горечью поняла, что ничего у нее не выйдет, не дадут ей умереть, а скоро поведут на суд, на позор.

Дверь широко распахнулась, и мать шагнула в сени, осторожно неся в вытянутой руке лампу. В маленьких сенцах они словно глаза в глаза столкнулись. Между ними лежал желтый квадрат лунного света в оконной решетке. Анюта стояла на ящике, беспомощно свесив руки, жалкая, виноватая.