Анютина дорога

— То есть, как это — просто так?— не понял командир.

— Мне давали есть, когда я играл.

— Ну и нам сыграешь. С удовольствием послушаем. Хлопцы наши соскучились по музыке.

— Я стану играть вам... Каждый вечер.

— Там видно будет. А пока дядя Максим сводит тебя в столовую. И поселишься у него. Он дядька — ничего. Подружитесь.

— Мы уже подружились...— улыбнулся Максим.— С первой же встречи крепко обнялись... Правда, рот пришлось зажать. Чтобы не крикнул на радостях...

...Максим в своей землянке ладил топчан для Василька. Василек вертелся около, стараясь хоть чем-то помочь.

Управившись с топчаном, партизан начал раздеваться.

— Ты тоже разоблачайсь...— предложил Васильку.— У нас такой порядок: вернулся с задания — полагается поспать.

— А я не был на задании...

— Как так не был? А пойти к немцам и отвлечь их музыкой?.. Теперь ты такой же партизан, как я.

— А почему вы не взяли меня с собой?

— Тут, браток, мы и сами не знали, вернемся ли... А вдруг бы немцы пустили по нашему следу собак? Ну, мы погибли — это одно. А тебе с нами зачем голову ложить?..

— Вы одного дяденьку несли... Убили его?

— Ранили.

И когда уже улеглись, Василек спросил:

— Дядя Максим, а еще задание дадите мне?

— Посмотрим. Спи пока.

...Спать долго не пришлось. Посыльный командира срочно вызвал Максима в штабную землянку.

— Тут, Максим, такое дело...— не теряя времени, начал командир.— Наша железнодорожная разведка сообщила: на станции девять эшелонов с боеприпасами и горючим. Цистерны с горючим стоят между вагонами с боеприпасами. Словом — пробка. Пока не починят мост. Упустить такой случай, как ты сам понимаешь, нам нельзя... Тем более что есть у нас магнитная мина с часовым заводом.

— Понял,— сказал Максим.— Выполню.

— Как?

— Буду думать.

— Единственно, над чем тебе следует поломать голову — как пронести мину в город.

— А там?

— Передашь ее одному железнодорожнику. А он будет знать, что дальше делать.

— Как-нибудь пронесу.

— Как-нибудь не получится. После взрыва моста немецкая охрана насторожилась. Проверяют каждого входящего в город. На всех постах. На бесконтрольных участках — засады. А медлить нельзя. Вот-вот починят мост, и эшелоны уйдут... Понимаешь? Уйдут из-под нашего носа...

— Понимаю.

— Давай вместе думать…

...Максим и Василек идут по проселочной дороге. Максима не узнать. Он — в поношенной рваной свитке. В лаптях. С костылем. Одна нога «не гнется». Через плечо — большая торба. Словом, побирушка-нищий. Калека. Василек шагает рядом, критически поглядывая на Максима.

— Дядя Максим...

— Я для тебя сейчас не дядя Максим, а батя. Ты — мой сынок. Забыл? Ходим вот, побираемся... Со скрипочкой... И потом — немой я! Немой! Запомни... При людях ничего у меня не спрашивай, я же немой! Даже с этой минуты — никаких разговоров! Привыкай!

Вот так и поковыляли дальше.

...А на всех подъездах к городу действительно посты. Но Максим с Васильком идут к посту, ничем не выдавая своего опасения...

Подошли. Обождали, пока постовые обыскивали какую-то телегу и едущую на ней женщину.

— Куда?— хмуро спросил полицай, когда подошла их очередь.

Максим промычал что-то, показывая на Василька.

— Мы, дяденька, в город с батей, идем к доктору, он лечит ему ногу,— ответил Василек.

— Сами кто такие?

Мальчик вынул из шапки «документ»:

— Вот... Господин староста тут все написал...

Полицай повертел «документ», вернул обратно.

— А в этом ящике что?— спросил, показав на футляр,

— Скрипка...— Василек открыл футляр.

— Чего тащишь ее с собой?

— А мы ходим с батей... Я играю, и нам дают... поесть…

Полицай махнул рукой на скрипку. Обшарил Василька с ног до головы. Максима — тоже. Заставил торбу снять. Вытряхнул из нее несколько кусочков хлеба, пару огурцов, три луковицы и еще что-то по мелочи. Глянул на двух немцев, наблюдавших за обыском. Один из них кивнул головой: пусть идут. Василек подобрал в торбу хлеб и все остальное.

...Долго шли по глухой улице, не оборачиваясь, не оглядываясь. Только остановившись у калитки какой-то каты, Максим снял шапку, вытер потный лоб и незаметно оглянулся. На улице никого не видно. Партизан открыл калитку, пропустил вперед Василька. Очутились на маленьком, огороженном со всех сторон дворике.

Пожилая женщина собирала под яблоней опад.

— Тетенька, дайте, пожалуйста, попить водички,— попросил мальчик.

Женщина внимательно посмотрела на незнакомых. Молча пошла в сени. Вынесла кружку воды.

Василек с Максимом поочередно напились. Поблагодарили.

— Тетенька, вы одни живете?— спросил мальчишка.

— Нет, а что?

— Мы могли б с батей помочь вам по хозяйству. А вы за это пустите нас переночевать…

— Нет, я не одна... Муж у меня. Он, правда, не дома, второй день, как погнали чинить мост. А так у нас по хозяйству все справно, помочи покуль не требуется, спасибо... Возьмите вот яблочек в дорогу и идите с богом... Знаете, теперь время такое... кто вас знает, что за люди. А я одна... Муж, не знаю, когда вернется...

Женщина взяла несколько яблок и протянула их Васильку. Он поблагодарил, рассовал яблоки по карманам.

Повернулись, ушли со двора.