Анклав

— Прошу вас, сэр. Мы вымоемся, причем снаружи. И с работой по дому поможем — вы только скажите, что нужно сделать, мы мигом. А то мы издалека пришли, ничего здесь не знаем.

— Хм… Издалека… — Это ее заинтересовало. — Откуда же? Из Эпплтона?

Поначалу я никак не могла вспомнить, как назывались наши развалины. А ведь я видела, видела это слово в библиотеке. Ну-ка, Двойка, напрягись, поройся в памяти! И надо же, я вспомнила! И громко сказала — правда, наверное, неправильно выговорила длинное слово.

Женщина аж побледнела:

— Врешь. Там никто больше не живет. Оттуда всех эвакуировали!

— Ничего она не врет, — прорычал Ловчий.

Я подняла руку — не хватало еще напугать хозяйку. На ней и так уже лица нет. Подумает она, что Ловчий — опасный тип, захлопнет дверь, и куда прикажете нам идти?

— Ты ей лучше книгу покажи, — тихо сказал Невидимка.

Я улыбнулась — точно! И выудила из потрепанного рюкзака «Историю Фотогена и Никтерис». Женщина очень осторожно взяла ее в руки — понимала, что книжка старинная. Потом раскрыла ее и глянула на последнюю страницу. Там был приклеен конверт из желтой бумаги, а на нем стояла печать с надписью: «Собственность Публичной библиотеки города Нью-Йорк».

Она подняла глаза, и наши взгляды встретились.

— Так вы и вправду пришли из города. Я обязана рассказать об этом городскому совету! Эдмунд! — окликнула она кого-то в глубине дома. — Ты слышал? На юге все еще живут люди! В Готэме люди живут!

— Да ты что! — удивился ее невидимый собеседник.

Я услышала его шаги, и он появился на пороге и встал рядом с женой. Он тоже был старый — но это была нестрашная, другая старость. Его лицо хранило следы прожитых лет. Прожитых, а не растраченных в безнадежной борьбе с болезненным увяданием. Возможно, если мы останемся жить здесь, наше здоровье тоже выправится.

Матушка Оукс пробормотала:

— Ну что ж, заходите. Ты должна рассказать мне о себе, дитя мое.

Я чуть было не ответила «Какое я вам дитя, я Охотница, причем последняя из анклава», но потом посмотрела на ее морщинистое доброе лицо и поняла: лучше ничего ей не говорить. Правда может оказаться для нее непосильным бременем. Она широко распахнула дверь, и мы вошли в дом.

Примечания автора

Очень трудно вообразить себе конец света. Ну или спрогнозировать, каким он может быть. Я долго изучала вопрос и пришла к выводу, что если с человечеством случится что-то фатальное — эпидемия, голод или атака зомби, — общество в нынешнем его виде перестанет существовать максимум через сто лет. Я прочитала много статей, и среди них вот эту: http://news.bbc.co.uk/2/

hi/science/nature/8206280.stm Full study details are available

here: www.mathstat.uottawa.ca/ ~rsmith/ Zombies.pdf

В воображаемом будущем романов цикла «Шрам от бритвы» роковую роль в гибели современной цивилизации сыграло биологическое оружие и искусственно выведенные вирусы. Описывая погибший город, я основывалась на сведениях о том, что происходило в Новом Орлеане после урагана Катрина. Как и тогда, в моем романе о бедных никто не позаботился — они остались там, где и были, брошенные, в эвакуированных городах, без надежды и помощи, и принялись вымещать друг на друге злобу и отчаяние. Поэтому бандиты изображены свирепыми, подлыми — и приверженными патриархальным ценностям. Я попыталась представить себе, какова могла быть жизнь на поверхности и под землей. Мне весьма помог со сведениями и образным рядом показанный на канале «История» сериал «Жизнь после человека», весьма информативный и занимательный.

Кроме того, я серьезно изучила вопрос материальной культуры, точнее, ее остатков: что могли бы обнаружить те, кто выжил в катастрофе и принялся обшаривать руины. К примеру, пластик живет долго — настолько долго, что в одной статье я прочитала, что ему и свалки нипочем, он вообще не гниет. Поэтому я подумала, что, вполне возможно, мои герои смогут воспользоваться бутылками, ведрами и солнцезащитными очками. Я решила, что после гибели цивилизации автомобилями (и вообще двигателями внутреннего сгорания) невозможно будет пользоваться, поэтому в «Шраме от бритвы» вы не встретите механизма сложнее, чем велосипед.