Анклавы в аду. Встречный прорыв

— Что, Василич, не ожидал от «сапога» таких словей? А у меня, между прочим, два высших, и второе из них — педагогика. Пединститут ЮФУ[37] с отличием. И философию нам преподавали. А вот откуда ты, бродяга тверских лесов, такие слова знаешь?

— Хорошее домашнее образование, — отрезал я.

— Об этом мы и позже сможем поговорить, дорога нам длинная предстоит. Верно? Давай снова о Пионерах.

— А что именно знать хотите, Сергей Сергеевич?

— Как там у них положение в целом?

— Голодно, впрочем, как и везде севернее Воронежа.

— У вас вроде нормально… — интонация при этом у полковника была странная — не поймешь, то ли вопрос задал, то ли наоборот — стопроцентно уверен, что у нас все хорошо.

— Смотря с чем сравнивать. Если с пермскими — то мы в шоколаде, — употребил я древний оборот, который в современных условиях и в правду значил запредельное богатство, — а если с вами или тамбовскими, то не очень.

Удовиченко кивал моим словам, словно они в точности совпадали с его собственными мыслями, потом хлопнул себя ладонью по колену:

— Пойдем, еще погреемся, там и расскажешь поподробнее!

От приятного времяпрепровождения я отказываться не стал. Войдя, Сергей Сергеевич «подкинул» пару ковшиков на каменку, и мы забрались на полку.

— С продовольствием у нас, тащ полковник, все очень своеобразно, — начал я. — С мясом, рыбой и молочными продуктами все в порядке, а вот с тем, что на земле растет, — гораздо хуже. Пшеницы нет практически совсем, рожь да ячмень. Ну и картошка, куда же без нее? Витамины в основном из лесной добычи получаем, поскольку даже груши со сливами у нас за деликатес идут.

— Это что же, садов у вас тут не осталось? — удивился полковник.

— Сады есть, да сразу после Войны померзло почти все — ухаживать-то некому было… — я замолчал, вспомнив рассказы отца, как они в тринадцатом году носились по окрестностям, пытаясь спасти остатки и так не шибко богатого сельского хозяйства средней полосы. Просили, умоляли, приказывали. Многие из деревенских тогда решили скот забить, чтобы не возиться. И приходилось обещать, что корма к зиме будут, помогать утеплять коровники и свинарники и охранять их потом от хищников. И лесных, и двуногих. «Свинью или корову забить и свежатинкой полакомиться — дело нехитрое, — пояснял батя. — А где ты через год другую возьмешь? А через десять лет — когда консервы кончатся?»

— Прям-таки и все?

— Многое, «все» я для красного словца сказал. Но с фруктами и ягодами у нас на самом деле не очень.

— Проблема решаемая, уж чего-чего, а этого добра у нас навалом — радостно, как показалось мне, пробормотал Удовиченко. — Чем на самогонку добро переводить, лучше вам помочь.

— А возить как?

— За тем к вам и едем. Есть у нас, Василич, определенные круги, — полковник сделал жест, показывая, в каких высоких сферах вращаются эти самые «круги», — в которых родился один интересный проект.

— И какой же?

— Восстановить железную дорогу между Севером и Югом!

«А что, вполне себе — по Волге баржи гонять накладно, причем не столько по экономическим, сколько по политическим причинам. Там, считай, каждую сотню километров своя группировка контролирует. По земле — вообще не вариант. Пока доедешь — яблоки в золотые, а то и в платиновые превратятся».

— Идея хорошая — но есть ли экономическая целесообразность? Что мы вам предложить можем?

— Вот для того мне с вашим Экономсоветом пообщаться и надо. Хотя, если честно, вы на одних ТНП[38] лет десять нашими фруктами объедаться до поноса сможете. Ты вот бритву старлею просто так дал, а за нее пару ведер яблок или груш можно легко на базаре в Ростове получить.

Я искренне удивился, ведь одноразовый бритвенный станок, который я одолжил Малченко, от силы пару макаровских патронов стоит, а за ведро груш пять рублей серебром можно легко выручить, и это — если не торговаться. Но быстро понял, что это та самая разница в условиях существования и региональные отличия. Население нашего региона (куда можно включить и Столицу, и Питер) за время войны и последующие годы уменьшилось раз в десять-пятнадцать. А склады со всяким барахлом остались. Да что склады — в каждой второй квартире в ванной комнате можно эти бритвы найти. До сих пор с ними ничего не случилось, лезвия-то из нержавейки, да и в пластиковые блистеры они упакованы. Так что их и брали в качестве добычи только потому, что под руку попадались. А на Юге наоборот — население, несмотря на войну, растет, как растут и вышеупомянутые фрукты, а вот производством подобной мелочевки вряд ли кто заморачивался — дела поважнее у них были. Максимум — открыли производство старых «безопасных» лезвий. Но и тут у нас есть чем ответить, завод, где делали лучшие с еще советских времен лезвия «Восход», располагавшийся на западе Столицы, уцелел. Многое, конечно, пострадало, но при должной мотивации восстановить его не проблема.

— Так что есть чем нам меняться, — продолжал меж тем полковник. — Можно вдобавок вот таких дикарей, — судя по жестикуляции, он имел в виду местных жителей-бредунов, — к делу пристроить, так вообще не жизнь, а сказка получится!

* * *