Анкор

– Гуанчи означает “дети вулкана”. У нашего народа первый отец – солнце. Вторым отцом является вулкан. В разы больше того, что спит сейчас в недрах родного нам Тейде. А третьим отцом всегда была большая вода. Однажды, всем на беду, поссорились вода с вулканом. Огонь и дым затмили первого отца, а волны возмущенного отца воды поглотили нашу обетованную землю. Мало кто остался тогда в живых. Опомнившись и образумившись, отец вулкан спешно возвел новый остров, а отец вода как бы из ниоткуда принес сюда остатки наших полумертвых предков, которым рыбы успели откусить языки. Так наш родитель вода хотел заставить своих потомков молчать и навсегда забыть о случившемся. Но выжившие придумали новую речь, язык свистов – сильбо гомеро. Их дети родились уже с нормальной длиной языка, а вот эту легенду мне моя прародительница рассказывала на одних свистах…

В высоком и сильном, в светлокожем, с голубыми глазами и копной густых рыжего цвета волос Анкоре все еще жил ребенок. Сгорая от любопытства, часто оглядываясь, он пробрался к самой крайней в скале пещере. С детским трепетом переступил порог, своего будущего жилья.

Внутри глубокой куэвы[1] сейчас было теплее, чем снаружи. Гуанчи не уставали благодарить отца вулкана, создателя этих нерукотворных жилищ. Днем, когда солнце в забытье беспощадно палило землю и растения – их племя спасалось в прохладе пещер. А ночью пещеры, наоборот, согревали.

Трое отцов Анкора, вооружившись “когтями дьявола” – черного, блестящего и острого вулканического камня, совместно расширили не только вход в пещеру, но и выровняли ее внутренние стены.

Мадай собственноручно украсила их рисунками. Черным пеплом потухшего костра, красной кровью забитой свиньи и белого цвета редкой в этих краях почвы она выводила на стенах пещеры замысловатые фигуры, при этом поясняя:

– Тень собаки будет предупреждать Анкора об опасности. Образ черепахи спасет его от голода, когда не будет растений и животного мяса. Очертания кактусового молочая от хвори.

– Твои рисунки совсем не похожи на то, что должны отображать, – иронизировал тогда второй по счету отец.

– И это верно! – с таинственным видом, по-заговорщицки тихо ответила ему супруга. – Никто посторонний не должен знать истинную суть нанесенного здесь защитника-духа. Это сделает нападающих бессильными.

Анкору разрешалось войти в свою пещеру лишь непосредственно перед началом церемонии принятия в мужчины. Но детское любопытство оказалось сильнее запрета.

На небольшом, выложенном из мелких валунов возвышении лежало его новое одеяние: гуаюко – набедренная повязка из свисающих бахромой листьев финиковой пальмы; капюшонообразная, сшитая из красно-оранжевых козьих шкур накидка. Юноша тут же примерил ее. Длинные и широкие края шатром покрыли его спину и плечи. В стороне от одежды лежали бусы из глины. Каждая бусинка имела другую форму и рисунок. Все это сшила и изготовила своими руками его невеста.

– Рамагуа! – вожделенно прошептал Анкор имя избранницы, одевая себе на шею украшение.

Его возлюбленная находилась сейчас далеко в глубине острова, в заточении так называемого моне. Анкор каждую неделю носил туда по одной туше свиньи. Ему запрещалось видеть Рамагую, но он знал, что принесенные им жир и мясо с каждым рождением солнца делают его невесту краше и краше…

Незадолго до того, как солнце спрячется за горами, все племя собралось вокруг тагорора. Принесли сюда и тела навсегда уснувших сородичей. На вытянутых перед собой руках Анкора сейчас лежал его дедушка, бывший менсей их племени. Высушенное, обмазанное смесью из овечьего жира, перегнившей сосновой смолы, измельченной пемзы и кустарника брессос, тело старика было почти невесомым.

– Он легче, чем исхудавшая от кормления щенков Хара, – шепнул Анкор одному из своих отцов.

– Это просто ты стал очень сильным, – похвально ответил тот ему.

Раздался длинный и глухой звук. Это дул в огромных размеров морскую ракушку менсей. Его помощник ритмично застучал костью по куску сухого дерева. У кого были свободными руки, захлопали ему в такт. Гуанчи с мумиями над головой, притопывая ногами, закружились в танце. Все быстрее и быстрее…

Внезапно один из танцующих неистово вскрикнул и уронив мумию сам упал на каменистую землю. Схватившись за щиколотку, он протяжно взвыл. Анкор слышал подобное от собак. Только этот крик был ужаснее. Перекошенные черты лица и звериный оскал говорили о невыносимой боли. Осмотрев увечье, менсей пояснил:

– На камень неудачно наступил. Ступню вывихнул.

– Владыка, – дрожащим хриплым голосом промолвил пострадавший. – Как же я сегодня в караул пойду?

– Это не твоя забота. Найдется замена. Хотя бы тот же Анкор. Пусть сразу и докажет, что он уже созревший воин.

Такой поворот не только удивил, но и огорчил юношу. Но спорить с менсейем он не посмел. Покорно склонив голову и, как его учила мать, величественно произнес:

– Гуая эчей эфиай насетэ саанья! – что у гуанчей означало: “ Жизнь, позволь прожить, служа тебе!”