– Зачем вы встали?
На «вы» она обратилась к нему инстинктивно – из-за отца и Луизы… Проявление собственного малодушия возмутило ее, но она нашла в себе силы сдержаться.
– Нельзя ли выпить чего-нибудь горячего? – попросил Лоран.
– Я приносила вам бульон, но вы спали, – сказала Анн.
– Могу я присесть здесь, с вами?
Он показывал на стул возле двери.
– Это не вполне то, что вам нужно, – ответила Анн.
– Мне надоело лежать.
– Присаживайтесь, – вставил свое слово Пьер.
И, поднявшись, подвинул к столу еще одно кресло. Получилось, что Лоран устроился между ними. Луиза поставила еще один прибор. Анн принесла из соседней комнаты покрывало и укутала Лорану ноги. Пьер предложил ему вина.
– Спасибо, не буду, – отказался Лоран.
И с аппетитом смел все, что ему предложили.
– Ну сегодня вид у вас получше, чем вчера, – сказал ему Пьер.
Анн растерялась. Отец показался ей излишне любезным, хоть и знал, что она не переносила демонстративных проявлений настроения. Она чувствовала, что внутренне Лоран напряжен, это мучило ее. А Луиза – что это она вздумала торчать здесь пеньком? Убиралась бы к себе на кухню. Все четверо словно разыгрывали сценку из водевиля. Анн попробовала что-нибудь сказать, но собственный голос не повиновался ей. Ей удалось взять себя в руки лишь после того, как заговорил Лоран:
– Что-то у меня голова закружилась. Это от лекарств, наверное. Пойду прилягу. – Она проводила его до самой комнаты. – А вот еда пошла мне на пользу, – добавил он.
В издательство Анн ушла встревоженной и обрадованной. Всю оставшуюся часть дня в толчее повседневных хлопот ее не покидала мысль о двух мужчинах, застрявших в ее жизни. Лоране и отце. Вечером, вернувшись домой, она увидела в гостиной Лорана, растянувшегося на канапе с подушкой под головой. Пьер сидел рядом с планом старого Парижа на коленях, и что-то ему объяснял.
– Я посоветовал ему перебраться сюда. Тут как никак веселее, чем в его каморке. Ты чаю не хочешь, Анн? Думаю, там еще осталось.
На круглом столике она увидела две чашки и поняла, что нарушила дружескую посиделку.
– Нет, спасибо, – отказалась она, натянув на лицо некое подобие улыбки.
На кухне она с раздражением плеснула себе в стакан белого вина. Луиза, чистившая столовое серебро, поинтересовалась:
– Вечером-то как мне быть, мадемуазель? Отнести ужин вашему постояльцу в комнату или накрывать три прибора?
– Накрывайте стол на троих, – равнодушно ответила Анн. И со стаканом в руках вернулась в гостиную.
– Ага! – воскликнул Лоран. – Анн и белое вино! Что ты в нем находишь?
Он впервые обратился к ней на «ты» перед отцом. Она почувствовала краску на щеках. Пьер складывал карту Парижа и на миг замер. На его простодушном лице отчетливо читалось удивление. Анн замешкалась всего на секунду, а затем с некоторой яростью бросилась спасать положение:
– А ты, Лоран, как можешь ты постоянно пить одну лишь воду? – парировала она. – Тоскливо, пошло и убого. Да если бы ты выпивал понемногу вина, выздоровел бы в два раза быстрее.
Смущение Пьера исчезло, и он дружески улыбнулся. «Молодежь, – должно быть, говорил он самому себе, – обращается друг к другу на „ты“ с первого знакомства».
– Но я же не водохлеб, Анн! – запротестовал он. – Где мой стакан, ты забыла про меня?
– А я подумала, после чая ты не сможешь ничего больше пить, – ответила она, смеясь.
И принесла ему стакан вина. Пьер, не спеша потягивая его, объяснял:
– Я тут рассказывал Лорану, как изменялся наш квартал после XIV века…
Анн покачала головой – вот он уже и называет его Лораном. Она удивлялась той легкости, с которой в последнее время в ее жизни происходили всяческие перемены. И при этом отдельные их частички, как в паззле, идеально подходили друг к другу. В чем же и где ловушка?
Пьер внимательно просматривал каждую страницу принесенной ею «Франс-Суар»
– Вечером по телевизору кое-что интересное, – сообщил он. – «Пыль в глаза» Лябиша. Великолепный состав исполнителей!
Анн бросила взгляд на Лорана – хулителя телевидения – и нарочито оживленно поинтересовалась:
– Это интересно. А в котором часу?
– В половине девятого, – отозвался Пьер.
– Тогда нужно быстрее ужинать!
Луиза убежала, и Анн пришлось самой накрывать на стол. Все расселись вокруг супницы, словно восстановленная семья. Поднимаясь и опускаясь над тарелками, ложки исполняли партии домашнего балета. На второе было холодное мясо и салат. Лоран сметал все с неподдельным удовольствием, каждый ломтик ростбифа покрывал густым слоем горчицы. Глаза его заблестели. Он поднес к губам стакан с водой и то, как он пил – жадными большими глотками, – взволновало ее, а когда он отламывал куски хлеба, Анн подумала о ласках.
Отдохнув, Пьер включил телевизор. Анн пристроилась рядом с отцом, в кресле. Лоран, еще не полностью оправившийся от слабости, прилег на канапе. Началась пьеса.