Анна

Анна любила ездить на гастроли, потому что это всегда были новые впечатления и свежие события, но никому в этом не признавалась. Все артисты всегда кривили носом от слова «гастроли» или «турне», хотя большинство из них с огромным удовольствием ездили по миру за чужой счет.

Это и новые города, и новые гостиницы, и новые знакомства, и новые перспективы, потому что на гастролях можно было неожиданно встретить и свое прошлое, которое вдруг могло превратиться будущее и свое будущее, которое могло появиться из-за угла и круто изменить всю жизнь.

Гастроли давали слабую надежду перспективы возможного превращением в реальное и отвлекали, лично ее, от жемчужной улыбки Михаэля. Эта улыбка упорно стояла перед глазами, и, если честно, не давала возможности отвлечься на бытовые мелочи, чтобы отодвинуть в прошлое эти бархатные глаза с поволокой блядства.

Может, за это таких мужчин и любили женщины всего мира? Наверное, у женщин есть какой-то нюх на «мачо»? Или «мачо» как-то по-другому пахнут или источают в пространство какие-то сексуальные флюиды совсем другого наполнения, чем обычные мужчины? Почему ты проходишь мимо одного мужчины и не обращаешь на него никакого внимания, а второй цепляет взглядом за самые низы твоего Я, за самую нижнюю чакру. Почему от его взгляда низ твоего Я начинает закипать и булькать таким невыносимым желанием, что не дает спокойно ни думать, не сосредоточиться, ни настроиться, например, как сейчас, на гастроли или репертуар? Наверное, создав таких эталонных красавцев, Господь Бог был особенно обеспокоен их привлекательностью для женщин, чтобы вызывать в них желание получить гены именно этого красавца для будущего потомства.

Что-то Господь Бог в них все-таки вложил…., вложил…., то, что заставляет тебя поворачивать голову вслед и кипеть в твоем тазике….

Анна закрыла глаза и стала напевать тихо-тихо арию Абигайль для будущего концерта, пытаясь отдаться музыке до конца, но в глазах упорно стояла эта его бриллиантовая улыбка и те невыносимые мгновения полного оргазма, наполнявшего ее, который догонял их в кровати при исполнении именно этой арии вместе с его оргазмом….

Ария не могла перекрыть своим совершенством музыки того совершенства близости, который соединял их в такие мгновения!

Анна отправилась в ванную. Спасительница оперных див приняла ее с удовольствием. Анна знала, что голос – это очень тонкий инструмент и петь в ванной категорически нельзя, но акустика ставила крест на этом запрете. Если не включать воду и просто петь в пустой ванной комнате, то водяные пары не мешают связкам открыться во всю свою мощь!

И Анна запела. Очень громкое звучание собственного голоса отогнали все мысли и желания, выплеснув из нее вон всякие недодумки и сомнения. Она пела! Пела от души, из своего пупка, с самого низа желудка, даже еще ниже, выкладываясь целиком. Ей понравилось звучание и мощь собственного голоса….

Глава тринадцатая Премьера концерта

Большой концертный зал SiriFortAuditorium в Дели был гордостью культурной части цивилизованной Индии. Хотя, если честно, никакой он был ни большой. Среднестатистический. С театрами у индусов была своя история. Их просто не было. Не было культуры театра. Была культура танца и песни, но она культивировалась индивидуально, в любом месте, где душа индуса или индуски хотела петь и плясать. Для этого не нужны были залы, потому что зимой было очень тепло, а летом, в дождливый период, все сидели по домам и пережидали непогоду. Валялись на диванах. Поэтому песенно-плясовой спектакль разворачивался везде, где хватало места. Или на площади или в поле, или на поляне между пальмами.

Костюм уже висел в гримерке, и Анна стала переодеваться. Это была прямая, белая туника, украшенная сверху широким воротником, который ложился на плечи и на грудь, и обшит был огромным количеством искусственных камней, с синим рядом и по краю, и по горловине сверху. Сама туника перехватывалась широким, красным поясом, который спускался от талии по бедрам, и завязывалась впереди узлом, повиснув двумя широкими полотнами до низа юбки с разрезом по центру, и крепился на пупке огромной брошью синего цвета. Сидела туника на Анне идеально и ей понравилась, хотя сильно отличалась от той туники, которая была на ней в гипнотическом сне. Другого стиля. Та туника была больше похожа на греческую и с одной открытой грудью, а эта была закрыта наглухо по горловине, но с обнаженными руками.

Анна оделась и уселась перед зеркалом, рассматривая себя очень придирчиво, окончательно подправляя недостатки грима на лице, длинным ногтем разъединяя слипшиеся кое-где ресницы, когда в дверь постучали.

– Да! Войдите. – откликнулась она на стук, потому что была уже в костюме и готова к выходу на сцену. Аиду она спела за свою жизнь, как минимум двести раз, и не волновалась по поводу своего исполнения или либретто.