Анна

За лето речка сильно пересохла. Аня ловко перепрыгивала с камешка на камешек, разбрасывая вокруг себя серебристые брызги и весело вскрикивая, когда вода покрывала ножки ее чуть не до колен. Остальные дети сначала призадумались немного, но пример заразителен: мало-помалу все они точно так же вскочили в воду. Старшие девочки помогали младшим братишкам и сестренкам; шалуны толкали и обливали друг друга водой; боязливые вскрикиванья трусливых покрывались громким смехом и шутками всех остальных. Переправа совершилась совершенно благополучно. Аня первая выскочила на берег, наскоро вытерла об траву ноги и пустилась бежать к домику, у дверей которого уже стояла старушка-няня, поджидая проказницу.

— Няничка! — вскричала девочка. — Смотри, сколько я черники набрала! Ты мне спечешь сладенькую ватрушку? Спечешь?

— Ну, черники-то тут не больно много, — заметила няня, качая головой, — а где же твои чулки и башмаки?

— Ах, няня, я их оставила в лесу. Я говорила бабушке, что не буду носить их: девочки все меня дразнят, что я барышня, я не хочу быть барышней!

— Глупый ты, неразумный ребенок! — с ласковым упреком проговорила старушка. — Ну, иди скорей кушать: бабушка давно тебя ждет; смотри, рассердится она за башмаки-то!

Эта угроза, видимо, нисколько не испугала Аню. Она весело вбежала в комнату, весело обняла бабушку, маленькую, седенькую старушку, одетую в темный ситцевый капот и белый кисейный чепчик, и весело начала рассказывать обо всем, что видела в лесу. Няня подала на стол обед семьи, состоявший из молочной похлебки с картофелем и из вареного поросенка с хреном и сметаной, а сама села есть рядом со своей питомицей. Аня болтала без умолку, а обе старушки с радостной улыбкой смотрели на ее оживленное личико и на ее здоровый, чисто деревенский аппетит.

— Я, бабинька, теперь пойду в поле, — объявила девочка, окончив обед и захватив с собой большой кусок черного хлеба, густо намазанный сметаной.

— Иди себе, голубчик, гуляй на здоровье! — отвечала бабушка, провожая ее любящим взглядом.

Аня повернула в сторону, противоположную деревне, пошла вдоль полей, на которых торчали остатки желтых стебельков сжатой ржи, и по меже между двух нив дошла до небольшого пруда, в воде которого полоскалось целое стадо гусей и уток.

На берегу этого пруда, под тенью развесистой ивы, сидел мальчик лет одиннадцати, худенький и бледный, одетый чуть ли не в лохмотья.

— Ну что, Сеня, сделал ты мне? — бросилась к нему Аня.

— Да как же, сделаешь тут, — недовольным голосом ответил мальчик. — Вчера коршун утащил утенка: управляющий уж ругался, ругался, сказал, коли еще что с птицей случится, отошлет меня к отцу, а отец, сама знаешь, какой: до смерти исколотит!

— Экая досада! — грустным голосом проговорила Аня. — Ты и за тростником не ходил?

— Где уж тут ходить, не до того!

Аня задумалась.

— А хочешь так, Сеня, — предложила она, — ты сходи за тростником, а я здесь посижу, постерегу птиц?

— Постережешь? — Сеня подозрительно поглядел на свою собеседницу. — А как не усмотришь?

— Усмотрю, Сеничка, голубчик! Помнишь, как ты тогда ходил за белкой, я же смотрела.

— Ну, пожалуй, я пойду, только коли что случится, я так на тебя и скажу. А хлеб ты мне свой отдай на дорогу: небось ты-то уж наелась!

Аня беспрекословно отдала мальчику свой кусок, от которого она успела уже отъесть почти половину, взяла его длинную хворостину и уселась так, чтобы видеть все вверенное ее попечению стадо и самым добросовестным образом исполнить взятую на себя роль.

Сеня, по-видимому очень довольный выдумкой своей маленькой приятельницы, ушел, насвистывая какую-то песню и с наслаждением кусая Анин хлеб.

Часа два пришлось просидеть девочке на берегу пруда. Чтобы развлечь себя, она несколько раз перегоняла свое стадо с одного места на другое, бросала в воду кусочки травы и любовалась, как птицы ловили их, скликала к себе то утят, то гусят, и все-таки в конце концов нашла, что быть пастухом очень скучно и что Сеня ужасно долго пропадает.