Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1

Болтливая старуха впустила гостя, низко поклонилась ему и продолжала, тараща глаза:

— Святая Генофра! А на руках-то у вас… и ночью, ночью…

— Дитя, как видите, Ренарда, но заприте скорее дверь и пойдемте наверх. Мне надо поговорить с вами.

Судомойке было жаль, что не удалось вдоволь поахать и выразить свое удивление. Пришлось исполнять приказание маркиза. Она заперла дверь и со свечой в руке стала подниматься по старой крутой лестнице.

— Ступайте вперед, маркиз, — прошептала она, — только потихоньку идите, чтобы жильцы не услыхали да не выдумали чего-нибудь.

Мушкетер невольно посмеялся над старой Ренардой. Ее лицо с острым подбородком, обрамленное широкой оборкой большого ночного чепчика, выражало нетерпение и любопытство. Они вошли в комнату мезонина, где старуха жила одна после смерти мужа и сына.

Ренарда поспешно заперла дверь, поставила свечу на стол и опустила занавеси, точно боясь, как бы соседи не увидели у нее ночного посетителя.

— Господин маркиз, так что же случилось? — спросила она, глядя то на мушкетера, то на спавшее дитя.

— Не будьте любопытны, милая Ренарда. Я обращаюсь к вам с просьбой, поскольку всегда считал вас хорошей аккуратной женщиной.

— Да, это было моей единственной гордостью после смерти моего маленького Нарцисса! Ах, если бы вы видели этого ангела! Уж не знаю, на кого он был похож, только не на моего мужа. Да, это был настоящий ангел, оттого он так скоро и улетел на небо.

Она утерла крупные слезы.

— Все знаю, милая Ренарда, вы сто раз мне об этом рассказывали. Памятуя, как горячо вы любили свое умершее дитя и считая, что на вас можно положиться, я хочу обратиться к вам с просьбой.

— Пожалуйста, господин маркиз, вы ведь знаете, что за вас и за господина Милона я готова и в огонь, и в воду!

— Не возьмете ли вы этого мальчика на воспитание?

— Дитя… но подумайте, господин маркиз, что скажут люди? Мой муж ведь уже три года как умер, упокой его, Господи. Ничем нельзя было ему помочь, он умер от дьявольского искушения, от запоя. Между нами будет сказано, у него чуть ли не синее пламя изо рта пыхало.

— И это знаю, Ренарда. Согласны ли вы оставить у себя дитя?

— Ах, это такой же ангел, как и мой маленький Нарцисс! — сказала старуха, складывая руки и любуясь мальчиком. — Как он невинно спит! Крошечка ты моя. Да чей же это? — вдруг спросила она, недоверчиво посмотрев на мушкетера.

— Вы ведь одинаково не поверите, если я скажу, что это мое дитя, или дитя герцога де Монтобаня, или принца Конде…

— Да, это знатное дитя, видно по всему, — сказала Ренарда, сделав многозначительное лицо, — и по нежному личику, и по хорошеньким ручкам, и вот по этим дорогим кружевам вижу, что нельзя расспрашивать.

— Да, Ренарда, нельзя. Я вас попрошу даже сдерживать свой словоохотливый язык и не говорить, кто вам принес ребенка.

— О, я умею молчать, господин маркиз, вы еще меня не знаете!

— Ну, вот и увидим.

— Ангельчик ты мой! Как мне отказаться от такого хорошенького ребенка, он так напоминает мне моего Нарцисса. Ах, я буду нянчиться с ним, день и ночь буду отгонять мух от его миленького личика и прятать его здесь, как клад…

— Пожалуйста, сделайте это, моя добрая Ренарда, вам ничего худого от этого не будет.

— Я его буду звать Нарциссом, — сказала старуха, нежно взяв дитя на руки. — Не говорите о деньгах, господин маркиз, мне ничего не нужно, ведь я получаю отличное жалование.

— Если вы не возьмете этой помесячной платы, Ренарда, я не оставлю у вас мальчика! — отвечал мушкетер, положив на стол кошелек с деньгами. — За ним надо хорошо ухаживать и хорошо его одевать.

— Конечно, как знатное дитя. О, ему будет хорошо, как какому-нибудь маленькому принцу в Лувре!

— И не болтайте, Ренарда. Вы знаете, до меня все дойдет, я буду иногда навещать малыша.

— Милый ты мой… голубчик. Нарцисс мой крошечный! — говорила с радостным волнением старуха, звонко целуя зарумянившиеся от сна щечки малютки. — Ах, я уже чувствую, что буду крепко любить это дитя!

— Ну, я очень рад. Прощайте, однако же, Ренарда, — сказал мушкетер, подавая ей руку.

Она взяла свечу и проводила его вниз.

— Благодарю вас, господин маркиз, идите скорее, как бы мой маленький Нарцисс не проснулся! — сказала старуха, отпирая емудверь.

Мушкетер ушел.

— У нее ребенку будет хорошо, — подумал Эжен де Монфор, садясь в карету.

V. ОБРАЗЦОВОЕ ИСКУССТВО ПАЛАЧА

На рассвете, 27 мая 1610 года, толпы народа со всех концов Парижа стекались на Гревскую площадь посмотреть на страшное зрелище. Самые любопытные спешили занять места получше. У домов стояли экипажи знати, крыши были плотно усеяны простолюдинами. Отряды швейцарцев едва сдерживали народ, оберегая пространство; которое должно было остаться свободным.