Анна Болейн. Страсть короля

– Мне неприятно это говорить, – признался Генрих, – но некоторые обвиняют вас и вашу семью. Говорят, вы больше всего выгадали от смерти Екатерины. Не слушайте их, Анна, они невежды. Но я пришел предупредить вас о том, какие идут слухи, так что не обращайте внимания. Мы должны думать о ребенке.

Анне не нравилось, как он на нее смотрит, будто вспоминает все те случаи, когда она подталкивала его к действиям против Екатерины, и размышляет, не правдивы ли на самом деле эти слухи.

В том же месяце леди Мария слегла от тяжелой болезни в Хансдоне. Весть о смерти матери она восприняла трагически и находилась в глубокой печали и отчаянии.

Анна почувствовала, что настало время опровергнуть слухи и протянуть оливковую ветвь. Хотя она и ненавидела Марию, но не могла не ощутить жалости к девушке, потерявшей горячо любимую мать. К тому же теперь, когда Екатерины больше не было на свете, Мария, наверное, могла бы признать ее королевой.

Анна отправила гонца к леди Шелтон и попросила передать Марии: если та послушается отца как хорошая дочь, то она, Анна, станет ей лучшим другом и, заменив мать, постарается обеспечить всем, чего той хочется. И если Мария приедет ко двору, ей не придется носить шлейф королевы, вместо этого она всегда будет идти рядом с ней как равная. Большего Анна предложить не могла.

Ответ Марии был как пощечина. Согласиться на условия Анны – значит войти в конфликт с собственной честью и совестью.

Что ж, упрямица не использовала свой шанс. Разъяренная Анна передала леди Шелтон: она изъявляет желание, чтобы та больше не пыталась заставить леди Марию слушаться его милость короля.

Сделанное мной скорее из доброжелательства, чем из-за того, что меня или короля заботит, какой образ действий она изберет. Когда у меня родится сын, а это произойдет очень скоро, я знаю, что случится с ней. Помня заповедь Божью, что мы должны проявлять доброту к своим врагам, я намеревалась предупредить ее заранее, так как мне известно: король не оценит ее раскаяния или прекращения бунтарства и неразумного упрямства, когда у нее не останется возможности делать выбор. Леди Шелтон, молю Вас, не утруждайте себя попытками отвратить ее от своенравного поведения, потому что она не может этим ни причинить вреда мне, ни сделать блага.

Анна вручила письмо гонцу и пошла прилечь. Затраченные на разбирательство с падчерицей усилия ее утомили.

Разбудил ее лай Уриана и едкий запах паленого. Горел лежавший перед очагом турецкий ковер. Анна подскочила и бросилась в соседнюю комнату, призывая на помощь. Прибежали слуги и затушили огонь, не дав ему распространиться.

Никто не пострадал. На полу остались пятна гари, и комнату следовало хорошенько проветрить. Анна сидела в приемном зале, поглаживая собаку и содрогаясь при мысли о том, какая ее могла ожидать участь. Из головы не шло одно подстрекательское пророчество, о котором сообщили Тайному совету: «Когда Тауэр бел, а вокруг зеленеет трава, на костер попадут королева да епископа три или два». Это предсказание открыто – и с надеждой – повторяли ее клеветники, и только что оно едва не исполнилось. Анну это потрясло. От рук убийц могла пострадать Екатерина, но не она. Вспомнилось другое пророчество, сопровождавшее отвратительный рисунок, изображавший ее саму с отрубленной головой. Страшно было думать, что есть люди, алчущие ее смерти.

Через несколько дней Анна получила еще один тяжелый удар. К ней явился дядя Норфолк – редкое событие в те дни, потому что они давно не разговаривали, – и в самых мягких выражениях, на какие только был способен этот грубый вояка, сообщил, что король упал на турнире.

– Все посчитали чудом, что король не разбился насмерть, но, к счастью, он не пострадал. Тем не менее, мадам, он нас напугал: видевшие падение подумали, что оно может оказаться фатальным.

Анну пробрала дрожь, и даже Норфолк встревожился.

– Племянница, с вами все в порядке? – пролаял он.

– Да, дядя. Я испытала такое облегчение. Ужасно думать о том, что могло произойти.

На мгновение внутреннему взору представилась ужасная перспектива жизни без Генриха, который защищает ее от враждебного мира. Она подумала о себе и Елизавете, брошенных на произвол судьбы, захваченных в водоворот гражданской войны, или еще хуже…

– Я должна пойти к королю. – Анна поднялась на нетвердых ногах.