Анна Болейн. Страсть короля

– Насчет них никаких приказаний не поступало.

В день суда Анна была на грани отчаяния и беспрестанно посылала узнать, не вернулся ли Кингстон. Ближе к вечеру он явился. При виде его мрачного лица Анна начала опасаться худшего.

– Скажите! – взмолилась она. – Их признали виновными?

– Всех, – произнес констебль и сглотнул.

– В чем?! – вскричала Анна.

– Я не могу обсуждать вердикт с вашей милостью.

– Тогда, по крайней мере, скажите, заявили ли они о моей невиновности?

– Только Смитон признал свою вину. Но вердикт был вынесен единогласно.

Это было хуже ночных кошмаров, которые преследовали ее по ночам.

– Что с ними будет? – прошептала Анна, боясь услышать ответ.

Кингстон выглядел подавленным:

– Они претерпят смерть, которая полагается изменникам.

«Только не Норрис!» – кричало ее сердце.

Не этот честный, преданный человек. Не Уэстон, ведь он так молод и полон жизни; и не Бреретон, единственное преступление которого состояло в том, что он нанес обиду Кромвелю; и не Смитон, несмотря на всю его невыносимую заносчивость! Этого не должно произойти. И что тогда ждет ее и Джорджа? Все они обречены.

На следующий день Кингстон вернулся:

– Мадам, я получил приказ от короля в понедельник доставить вашу милость и лорда Рочфорда к лорду-распорядителю суда пэров для судебного разбирательства, которое состоится здесь, в Королевском зале.

Значит, из Тауэра ей не выйти. Они, несомненно, опасались демонстраций в ее поддержку или, скорее, против нее.

– Но мне так и не сказали, какие преступления вменяют в вину! – воскликнула Анна. – Как я могу подготовиться к защите?

– Мадам, вы услышите обвинительный акт в суде, где будут зачитаны и показания свидетелей.

– Мне не назначат адвоката, который будет выступать от моего имени?

Кингстон чувствовал себя все более неуютно.

– Мадам, обвиняемым в измене запрещено иметь законных представителей в суде. Также вы не имеете права сами привлекать свидетелей.

Тут Анна горько рассмеялась:

– В любом случае сомнительно, чтобы кто-нибудь согласился вступиться за меня. Так как же мне защищаться?

– Вы можете спорить с обвинителями.

– Вы говорили, что я получу правосудие! – напомнила Анна. – Это выглядит пародией на него.

Кингстон немного ослабил служебную сдержанность, и Анна увидела в его глазах сочувствие.

– Как сказал однажды мой добрый друг кардинал Уолси: если обвинителем выступает Корона, суд вынесет вердикт, что это Авель убил Каина.

Осознание того, что она сама попала в столь же отчаянное положение, какое подстроила для Уолси, было горьким.

– Тогда мне придется сражаться без оружия, – прошептала Анна.

Кингстон поспешил удалиться, сославшись на занятость, и оставил пленницу наедине с ее страхами и разочарованиями. Остаток дня и все воскресенье Анна провела, наблюдая из окна за тем, как внутренний двор Тауэра превращался в арену бурной деятельности: рабочие несли доски и деревянные шесты в соседний Королевский зал для создания помоста, возбужденный Кингстон руководил ими, служители бегали туда-сюда, выполняя его распоряжения. Глядя на дорогую мебель, которую вносили в зал: огромный позолоченный помост с гербами Англии, столы, турецкие ковры, мягкие стулья и сундук с серебряными кубками, Анна осознала, что суд пройдет в обстановке, соответствующей ее статусу: торжественно и с церемониями. Все-таки она была королевой Англии.

Глава 27. 1536 год

Анна ждала на крыльце с Кингстоном, сэром Эдмундом Уолсингемом, четырьмя своими надсмотрщицами и – приятный сюрприз – четырьмя бывшими фрейлинами: Нэн Сэвилл, Марджери Хорсман, Мэри Зуш и сестрой Норриса – еще одной Мэри. Видеть их всех было большим утешением. Анна едва не расплакалась, обнимая девушек, хотя явное смятение, запечатленное на лицах фрейлин, ее встревожило. Они слышали, что говорят при дворе. Известно ли им нечто такое, чего не знает она?

Наконец-то у Анны приличная свита, но это не придворный церемониал. Главный тюремщик Тауэра находился рядом, а впереди и позади Анны стояли стражники.

Из зала доносился гул голосов. Внутри, наверное, яблоку негде упасть. Еще до рассвета перед входом выстроилась целая очередь из простолюдинов, которые хотели попасть на суд. По крайней мере, ее будут судить на глазах у народа.

Анна услышала голос, призывавший к тишине, потом грубоватые интонации Норфолка. По словам Кингстона, дядя исполнял роль лорда-распорядителя.

– Господин главный тюремщик Тауэра, введите заключенную! – провозгласил он.

В дверях появился распорядитель и кивком подал знак. Анна высоко подняла голову, как подобает королеве, и прошла вслед за ним в просторный зал, уставленный скамьями. Она понимала, что на нее смотрит тысяча глаз. Лавки и трибуны, установленные вдоль стен, были заполнены зрителями. Анна, облаченная в платье из черного бархата поверх алого дамастового киртла и в маленьком берете, на котором бойко торчало черно-белое перо, знала, что являет собой величественную фигуру. Эти предметы гардероба оказались среди тех, что уложили в сундук и доставили в Тауэр вскоре после ее ареста.