Анна Герман. Сто воспоминаний о великой певице

Одну из комнат занимала Лилия Юльевна Вольф с сыном Женей, в другой комнате проживала Фрида Ивановна Келлерман с дочерью Гертрудой. Рядом жила еврейская семья – женщина по фамилии Кульман с тремя детьми: двумя дочерьми и сыном. Этого сына, с копной ярко-рыжих кудрей и конопатого, я хорошо помню. Однажды утром он пришел в наш сад, где, как всегда, собралась ватага детей, и начал хвастаться, что никогда не умрёт от голода! Мы окружили его, и он показал нам что-то белое во рту, что он жевал. Он сказал, что это никогда не кончается. В 1943 году мы не знали, что такое жвачка, но все ему завидовали.

Моими ближайшими подружками были Аня и Тамара. Они были на год меня старше, но я не ощущала разницу в возрасте. Аня была белокурая, улыбчивая, приветливая, внимательная и скромная. Сколько эпитетов! Но такая она была. Тамара, наоборот, как говорят, «бой-девочка» с чёрными волосами и глазами, в которых бегали «чёртики». Она была организатором наших игр, наших детских развлечений. Мы очень любили играть в лапту, в прятки, а особенно любили играть в «кругового» и в игру, которую называли «лунки». Это была очень занятная игра: в земле в ряд выкапывались небольшие ямки по числу игроков, ведущий бросал (катил) по лункам мячик, и в чьей лунке мячик застревал, тот хватал его и старался попасть в кого-нибудь из игроков, разбегавшихся в разные стороны. В кого он попал, тот становился следующим водящим. Мы с Аней и Тамарой часто играли в эти «лунки».

В эту игру мы играли и в воскресный вечер летом 1943 года. Меня позвала бабушка, она как раз вскипятила самовар и приготовила лепёшки из кукурузы и картофельных очисток (учитывая голод тех лет, такое «блюдо» было для нас лакомством). Я хотела поскорее вернуться к игре, поэтому за столом я потянула к себе пиалу с чаем резким движением. Мой бог! Кипяток из пиалы вылился мне на грудь и живот! Бабушка стала скорее снимать с меня платьице и сняла его вместе с кожей… Мне было всего шесть лет, кожа была совсем нежная, от крутого кипятка она просто сварилась. Я два или три месяца лежала в кровати дома, не вставала и ждала, пока всё заживет. В эти дни и недели меня часто навещала Аня. Она меня всегда старалась чем-нибудь порадовать: то букетик цветов нарвет, то соберёт в саду опавшие зелёные яблочки – падалицы. Эти незрелые яблочки Аня собирала в свой маленький белый фартучек, отделанный кружевами, и приносила их мне. Она садилась на кровать, раскладывала яблоки, и мы подолгу играли ими, ведь кукол у нас не было… Я до сих пор помню её большие голубые глаза, полные сочувствия ко мне. Она была очень душевной и доброй.

Времена, когда Аня жила у нас в Орловке, были очень тяжёлыми. Дети были оторваны от родителей. Мама Анны работала учительницей, это хоть как-то их поддерживало материально. В нашем же доме денег вообще не водилось, мы выживали только благодаря тому, что сами выращивали на огороде. На зиму моя бабушка варила «свекольный мёд» – род патоки. Других «десертов» мы не знали.

Будучи немцами, мы обязаны были подчиняться особым законам того времени: ежемесячно каждый человек старше 15 лет обязан был отмечаться в комендатуре. Контроль за нами был очень жёсткий. До сих пор помню коменданта, у которого на учёте были наши семьи, по фамилии Ефименко. Он был ранен в самом начале войны, получив тяжёлую травму лица и лишившись подбородка, всё это, и его характер в придачу, производило ужасающее впечатление.

Помню ещё один «забавный» случай. Это было летом 1943 года. Моя бабушка где-то раздобыла месячных цыплят. Тогда это было трудно – кругом голод, а тут – целая стайка цыплят! На ночь бабушка прятала их в сарае.

Однажды Тамара, Аня и я построили в саду домик из кирпичей кизяка. Днём мы там играли, а на ночь Тамара предложила устроить в «новом доме» цыплят. Идея нам понравилась. Потихоньку мы пошли в сарай, собрали там уже спящих цыплят, перенесли в наш домик, кизяками закрыли окна и двери и довольные и счастливые пошли спать.

Утром меня разбудила бабушка, вытащив за волосы из постели. Страшная картина мне представилась: раскиданный кизяк, кругом перья и разорванные цыплята… Какая-то собака всё разорила!

После этого Тамаре запретили приходить к нам, а с Аней мы продолжали дружить.

Вспоминая сейчас детскую дружбу с Аней, передо мной в памяти встаёт наша Орловка – с высокими тополями вдоль центральной улицы, с арыком, в котором собирались воды многочисленных родников, этой водой мы поливали огороды, иначе в том климате ничего не могло бы расти.

Вижу отцовский дом, а рядом – «учительский» дом. Вижу часто меняющиеся лица учителей орловской школы (я училась в ней с 1944 по 1948 годы). Вижу испуганные лица моих двоюродных братьев и сестёр, печальное личико моей маленькой сестренки, которых на долгие годы оторвали от родителей. Не все они вернулись к своим семьям…

Вижу скамью возле дувала у нашего дома, на которой вечерами сидели Ирма Мартенс, моя тётя Роза и соседка Ирмы Фрида Келлерман. Иногда они тихонько пели немецкие песни.