Анна и шут

— «Дурень думкой богатеет!» Полезней всего, сударыня, здесь будет несколько бесед, исподволь и ненавязчиво.

— Что именно говорить?

— Говорить я буду по ситуации, мягко взывая к чувствам, ведь разум в этом возрасте мятежен!

— Ты?! Ты будешь говорить с ним сам? Но ведь здесь как раз еще одна проблема — он не выносит тебя, разве не заметил? Считает, что ты, подло обольстив меня, завладел моим разумом, и через то осуществляешь реальное правление в землях наших, которые по достижении им совершенных лет перейдут в его законное управление. А ему мерзко будет править там, где пользуясь глупой симпатией его матери, распоряжался шут!

Все это Анна выдала так эмоционально, что Енот откинулся назад, и смотрел на нее с некоторой иронией.

— Я сумею справиться, поверьте мне! — и улыбнулся одной из своих хитрых, интригующих улыбок. Анна поняла — так оно и будет!

— Ах, ну что бы я без тебя делала?

С утра моросил дождь, один из тех неприятных, сеющих как сквозь мелкое сито, серых осадков, что так изматывают душу. Двор раскиселился, сад стоял, понурив листву, хмурый и унылый. Графиня сидела в гостиной, ожидая, когда накроют стол, и дети выйдут к позднему завтраку. Оцепенение сошло на весь замок, и Анна, не имея сил ему сопротивляться, лениво следила, как Енот вяло перебирает в руках цветные веревочки, плетя крестьянские браслетики, по заказу Марихен. Он делал это молча — Анне даже его слышать не хотелось. Скрипнула дверь, графиня, будто проснувшись, подняла голову. Хмурый и дурно причесанный Готлиб — Ян подошел и поцеловал ее руку:

— Доброе утро, матушка!

— Доброе утро, дитя мое! Ты дурно спал? У тебя нездоровый вид!

— Да матушка, я не совсем здоров. Голова что–то кружится! Но лекарь мне не нужен вовсе! — поспешил он опередить готовое вырваться повеление матери. Она отчего–то смешалась и замолчала.

— А чем это так занят наш любезный шут? — неожиданно мягко спросил он, садясь в кресло рядом с матерью.

— Исполняю повеление сестры Вашего сиятельства, плету браслеты из вышивальной нити — мулине.

— А ну, дай–ка посмотреть! — и граф с интересом поднес к глазам разноцветное плетение: — И что, это носят на грубых руках ваши крестьяночки, деревенские красавицы? — лукаво спросил он.

— Брось, Готлиб — Ян, какие же они красавицы? — удивленно подняла брови Анна: — Они грубы и неотесанны, ходят в серых платьях, гадость! — и поморщилась.

— Оттого и стремятся они сделать серую жизнь свою ярче хотя бы на ширину тонких полосочек, тяжким трудом добывая цветное мулине! — резонно ответил шут, и тихо добавил графу: — Они хоть и грубые, да ласковые!

Тот усмехнулся:

— А не скажите, матушка, среди этих грубых девок, как вы изволили выразиться, попадаются очень даже отесанные и прехорошенькие! — кошачьим огоньком блеснули глаза юного графа.

— Фи, Готлиб — Ян, как не гадко! — нарочито скривилась Анна и махнула рукой: — Не будем об этом!

— А что, много в деревне твоей хорошеньких крестьяночек, Енотская морда? — не унимался подрастающий господин.

— Да, есть, есть, как же без них! — криво усмехнулся шут, не отрываясь от рукоделия и покосился на подростка. Достаточно и юных невест, только и ждущих сеньора, готового воспользоваться своим исключительным правом…

— Енот! — очнувшись, крикнула Анна: — Ты перегибаешь палку! Мой сын еще слишком юн для подобных богопротивных разговоров!

— Матушка, он не сказал ничего особенного! Разве же он говорит не о законом закрепленном праве сеньора…

— Доброе утро, матушка! — чудесный голосок остановил слишком далеко зашедших в словоблудии шута и господина. Все головы обернулись к Марихен.

— Доброе утро, дочь моя! Что–то ты бледна, моя маленькая графиня!

— Я не очень хорошо спала! Доброе утро, любезный братец!

— Доброе утро, любезная сестрица! — и дети поцеловались, под довольным взглядом матери.

— А, Енот, и ты здесь… — как–то вдруг смутилась, порозовев, девочка, и мать с неприятным удивлением отметила это смущение: «Что бы вдруг такое с ней?»

— Осанна Вашей красоте! — вскочил карлик и с поклоном протянул Марихен цветные веревочки: — Я исполнил Ваше желание, а любое из них свято для меня!

1 Ах ты моя радость! Есть ли что–то, чем ты не владеешь!

И внимательный взор матери поймал, какими затаенно нежными взглядами они обменялись.

«Что за чушь?» — пронеслось в ее голове, но она списала все на чуткость души обоих — ведь как не отозваться сердцу на красоту и кротость ее дочери, и доброту и понимание шута! «Они же оба просто дети!» — успокоила она себя мыслью, и встала:

1 Ну что ж, друзья мои, к столу!