Анна Иоанновна

Волынский, назначенный астраханским губернатором, стал инициатором Персидского похода Петра I и первым отведал царской дубины за большие потери при штурме селения Эндери. Причиной новой немилости стала непоставка в срок леса для строительства крепости. Смерть императора застала Артемия Петровича на выборах калмыцкого хана. Екатерина I сделала его генералом, но после её смерти министры-«верховники» отправили честолюбивого Волынского в Казань; там он пересидел бурные события января — февраля 1730 года, но попал под следствие за откровенные поборы с местных татар. В личном письме императрице губернатор признался в сборе с «ясашных иноверцев» трёх тысяч рублей и просил «милосердого прощения». Прощение было получено — замолвил слово воспитатель Волынского С.А. Салтыков, да и сам он приходился Анне Иоанновне двоюродным племянником (его дед с материнской стороны был родным братом царицы Прасковьи Фёдоровны).

Последовал новый виток карьеры: генерал-адъютантство и «дирекция» над «учреждённой Конюшенной комиссией» — в знании лошадей и конезаводства Волынский не уступал Бирону, которому сумел понравиться и лично отбирал для него кобыл с Украины. Артемий Петрович поднимался по карьерной лестнице: возглавил Конюшенную канцелярию, стал обер-егермейстером «в ранге полного генерала», то есть, с учётом охотничьих пристрастий императрицы и Бирона, занял весьма важную должность.

Волынский зарекомендовал себя не только «конским охотником», но и «благонадёжным» слугой: в 1736 году он участвовал в суде над Д.М. Голицыным, а в 1739-м — над Долгоруковыми. Энергичный и усердный генерал представлялся наилучшим кандидатом в члены Кабинета министров после смерти Ягужинского и Шаховского, тем более что Остерману надо было противопоставить достойного оппонента. «Нам любезноверный обер-егермейстер наш Артемий Волынской чрез многие годы предкам нашим и нам служил и во всём совершенную верность и ревностное радение к нам и нашим интересам таким образом оказал, что его добрые квалитеты и достохвальные поступки и к нам показанные верные и усердные службы к совершенной всемилостивейшей благоугодности нашей служить могли. Того ради мы оного апреля третьего дня тысяча семьсот тридесят осьмого году, в наши кабинетные министры всемилостивейше пожаловали и определили»^{668} — вот она, вершина карьеры!

При этом приходилось заискивать, исполнять повеления и показывать «ревностное радение» отнюдь не только в государственных интересах. Волынский заверял Бирона в своей преданности: «Увидев толь милостивое объявленное мне о содержании меня в непременной высокой милости обнадеживание, всепокорно и нижайше благодарствую, прилежно и усердно прося милостиво меня и впредь оные не лишить и яко верного и истинного раба содержать в неотъемлемой протекции вашей светлости, на которую я положил мою несумненную надежду… от всего моего истинного и чистого сердца вашей светлости и всему вашему высокому дому всякого приращения и благополучия всегда желал и желать буду, и, елико возможность моя и слабость ума моего достигает, должен всегда по истине совести моей служить и того всячески искать, даже до изъятия живота моего».

В этом письме 1737 года он как будто предсказал свою судьбу — «живот» был изъят как раз за недостаточное служение Бирону. Друзьями-«конфидентами» Волынского стали в основном «фамильные», но образованные люди: архитектор Пётр Михайлович Еропкин, горный инженер Андрей Фёдорович Хрущов, морской инженер и учёный Фёдор Иванович Соймонов, президент Коммерц-коллегии Платон Иванович Мусин-Пушкин, секретарь императрицы Иван Эйхлер и секретарь иностранной коллегии Жан де ла Суда. Компания собиралась по вечерам в доме Волынского на Мойке: ужинали, беседовали, засиживались до полуночи. Интеллектуальные беседы подвигли министра на сочинение проекта, который сам он на следствии называл сочинением «о поправлении государственных дел» или «генеральным рассуждением».

К сожалению, проект до нас не дошёл. Автор доделывал его вплоть до самого ареста — «перечеркивал тот проэкт… в неделю раза по два». Когда грянула опала, он черновики сжёг, а переписанную набело часть отдал начальнику Тайной канцелярии А.И. Ушакову; этот пакет исследователям найти пока не удалось. Некоторое представление о его содержании можно составить из обвинительного заключения и показаний Волынского и его друзей.

В «исторической» части проекта Волынский, как признались его друзья, «написал многие острые речи о несамодержавстве в Польше и Швеции и другие излишества», в частности, помянул о «супружестве» своего предка с дочерью Дмитрия Донского, а царя Ивана Грозного назвал «тираном».

Из сохранившихся упоминаний о планах министра можно понять, что он собирался сократить армию до шестидесяти полков (с экономией казне 1,8 миллиона рублей) и устроить военные поселения-«слободы» на границах; однако неизвестно, связывал ли он эти меры с сокращением подушной подати с крестьян.