Последним всплеском опал стало дело смоленского губернатора Александра Андреевича Черкасского. Дворянин Фёдор Красный-Милашевич в 1733 году донёс, что тот якобы стремился передать русский престол «голштинскому принцу», состоял в переписке с голштинским герцогом и привёл в верность ему многих смолян. Сам Ушаков поскакал в Смоленск арестовывать Черкасского. На допросах губернатор со страху оговорил себя и был приговорён к смертной казни, заменённой ссылкой в Сибирь с лишением всех прав и имущества. В 1739 году Милашевич, арестованный по другому делу, перед казнью сознался, что оклеветал Черкасского, который послал его в Голштинию только для того, чтобы удалить из Смоленска, так как ревновал его к девице Анне Корсак, в которую был влюблён и на которой позже женился.
Итак, за десять лет состоялось 68 назначений на руководящие посты в центральном аппарате и 62 назначения губернаторов — при Анне смена начальников происходила чаще, чем в любое другое царствование в XVIII веке. При этом 22 процента руководителей учреждений и 13 процентов губернаторов за это же время было репрессировано; с учетом уволенных и оказавшихся «не у дел» эти цифры составят соответственно 29 и 16 процентов. По нашим подсчётам, аннинское царствование оказалось самым неспокойным для правящей элиты. За двадцатилетнее царствование Елизаветы Петровны репрессии в адрес руководителей учреждений применялись почти в два раза реже; в обратной пропорции возросло количество должностных лиц, скончавшихся на своём посту; соответственно увеличилось количество «нормальных» отставок и уменьшилось количество переводов на другую работу. Для российского генералитета времена Анны должны были вспоминаться как нелёгкое испытание…
Суровая полковница
Перестройка системы управления не обошла стороной и такое специфическое государственное учреждение, как гвардия. С самого своего основания гвардейские части стали школой кадров для новой армии и государственного аппарата; их солдаты и офицеры формировали новые полки, проводили перепись-ревизию, посылались на места для «понуждения» губернаторов в сборе налогов, подавляли народные выступления, назначались ревизорами и следователями по особо важным делам.
В течение 1730–1731 годов из полков были «выключены» все младшие Долгоруковы{200}
. Обновился и высший командный состав. Преданного Семёна Салтыкова Анна сделала подполковником Преображенского полка, а А.И. Ушаков наряду с Тайной канцелярией возглавил Семёновский полк. Впрочем, в то время эти «службы» были тесно связаны: именно гвардейские солдаты и офицеры доставляли в ведомство Ушакова, охраняли и отправляли в Сибирь арестантов. Преображенские майоры Василий Нейбуш, Александр Лукин и Дремонт Голенищев-Кутузов были пожалованы в бригадиры и назначены комендантами в Киев, Ригу и Нарву. Новыми майорами первого полка гвардии стали придворный Н.Ю. Трубецкой, Л. Гессен-Гомбургский и запомнившийся Анне в день 25 февраля пруссак капитан И. Альбрехт; в Семёновском полку — отличившиеся тогда же С.Ф. Апраксин и М.С. Хрущов.Двенадцатого декабря 1731 года кабинет-министры дважды посещали государыню. Анна рассматривала списки гвардейских офицеров и указывала, кто, согласно только что утверждённым штатам, «определены быть в комплекте в тех же полках, и коих для определения в армейские и в гарнизонные и в ландмилицкие полки велено отослать в военную коллегию», при этом «изволила отмечать о каждом имянно, кого куда и каким рангом определить»{201}
.Колебания высших гвардейских чинов в феврале 1730 года заставили Анну и её окружение принять более решительные меры. Уже в сентябре того же года стал формироваться новый гвардейский Измайловский полк, и императрица лично подбирала кандидатов на командные должности. Командиром полка был назначен лифляндец, обер-шталмейстер Карл Густав Левенвольде, а его заместителем — выезжий шотландский генерал Джеймс Кейт. Офицерский состав формировался отчасти из прибалтийских немцев (в их числе был брат фаворита майор Густав Бирон), отчасти — из наиболее надёжных кавалергардов и армейских офицеров. Таким путём туда попали Василий Нащокин и поручик Тимофей Болотов. Рядовых набирали из украинских («ландмилицких») полков{202}
. Кавалергарды же, хотя и сыграли значительную роль в восстановлении «самодержавства», отчего-то не пользовались доверием. Они получили от императрицы месячное жалованье «не в зачёт», но уже в июне 1731 года рота была расформирована, отборные кони, казна и амуниция были переданы Конной гвардии. В неё перешли лишь восемь кавалергардов; остальные получили назначение в полевую армию или в гражданскую администрацию, с приказом немедленно отправляться к месту службы, «дабы они в Москве праздно не шатались»{203}.