Анна Иоанновна

«Штаб- и обер-офицеры, так как были в войне, шли с ружьём, с примкнутыми штыками; шарфы имели подпоясаны; у шляп сверх бантов за поля были заткнуты кукарды лаврового листа, чего ради было прислано из дворца довольно лаврового листа для делания кукардов к шляпам, ибо в древние времена римляне с победы входили в Рим с лавровыми венцами, и то было учинено в знак того древнего обыкновения, что с знатной победой над турками возвратились… и, обойдя по берегу Невы-реки кругом дворца, у дворцовых ворот свернули знамёна и распустили по квартирам, а штаб- и обер-офицеры позваны ко двору и как пришли во дворец, при зажжении свеч, ибо целый день в той церемонии продолжались, тогда её императорское величество, наша всемилостивейшая государыня, в средине галереи изволила ожидать, и как подполковник со всеми в галерею вошёл, нижайший поклон учинили. Её императорское величество изволила говорить сими словами: “Удовольствие имею благодарить лейб-гвардию, что, будучи в турецкой войне в надлежащих диспозициях, господа штаб- и обер-офицеры тверды и прилежны находились, о чём я чрез генерал-фельдмаршала графа Миниха и подполковника Густава Бирона известна, и будете за свои службы не оставлены”.

Выслушав то монаршеское слово, паки нижайше поклонились и жалованы к руке, и государыня из рук своих изволила жаловать каждого венгерским вином по бокалу, и с тем вы-сокомонаршеским пожалованием отпущены. И того же ген-варя 27 дня объявлен был ввечеру турецкий мир и палили из пушек, а 28 и 29 числа все походные штаб- и обер-офицеры трактованы во дворце богато за убранными столами, и по два дни обедали и потчиваны довольно; в 30 же число соизволила государыня всемилостивейше указать всем прибывшим из похода турецкого гвардии унтер-офицерам и капралам ко двору быть и жалованы к руке, и оные за ту военную службу от своего государя монарха получили благодарение и указано оных потчивать гофмаршалу Шепелеву»^{218}.

Всем побывавшим в походе гвардейцам в награду выдали третное жалованье. Отличившимся офицерам, отправленным в губернии с объявлением мира, позволялось принимать подарки: «…кого сколько подарят, то во удовольствие за службу»; капитан Нащокин таким образом «заработал» в Нижегородской губернии 1350 рублей. А вернувшиеся из похода унтер-офицеры «в знак особливой за службу милости» получили следующий чин.

Но и в мирное время Анна Иоанновна занималась гвардейскими делами: решала вопросы об обеспечении полков сукном и провиантом, рассматривала рапорты командования и индивидуальные прошения об увольнениях, переводах, отпусках и повышениях в чине. Солдатам запрещалось «иметь между собой ссоры и драки», а полковому начальству — отправлять в 1736 году в отпуска и «посылки» гвардейцев без разрешения императрицы. Она же определяла меру наказания провинившимся даже по не самым «важным» делам; так, загулявший в первый раз сержант Иван Рагозин в качестве штрафа «стоял под 12 фузеями».

Непорядки в гвардии полковница воспринимала болезненно. Некоторые из господ офицеров стремились получить отпуск, следующий чин или выгодную должность не заслугами, а более привычными средствами. «Известно нам учинилось, — извещал именной указ Анны от 15 декабря 1738 года, — что в некоторых полках нашей пехотной лейб-гвардии ротные командиры, також полковые адъютанты и секретари с унтер-офицеров, капралов и солдат, как при отпуске в домы их и при выпуске в другие полки в обер-офицеры, так и при повышении чинов в лейб-гвардии, берут немалые взятки деньгами и другими вещами, и для таких взятков иных и без всяких заслуг, к тому ж и недостойных, по таким страстям и по свойству аттестуют и своим полковым командирам представляют, а чрез такие их происки чести достойные люди в нестерпимой обиде остаются и охоту к службе теряют, понеже многие из шляхетства лет по 15 и по 20 будучи в солдатах, приходят в крайнюю слабость и нерадение…»

Государыня повелела штаб-офицерам всех полков допросить подчинённых, получивших отпуска и чины, на предмет дачи взяток. В случае признания взяткодателям даровалось прощение, но «ежели они неправду покажут или запираться будут, а после в том обличены будут, тогда они яко преступники наших указов судимы и истязаны быть имеют»^{219}. Особого результата эта акция, кажется, не имела. Государыня была весьма огорчена растратой и похищением полковых средств секретарём Преображенского полка Иваном Булгаковым (он забрал более десяти тысяч рублей) и тем, что конфискованное имущество виновного даже не было продано, и приказала взыскать утраченную сумму со всех офицеров полка, для чего раздать им «пожитки» Булгакова для продажи^{220}.